пляжей. Когда они оставили машину на подъездной аллее, боевых кораблей уже не было видно, и море за кронами сосен было синее и тихое. Вечер был хороший и свежий, как утро.
Они вошли в гостиницу. Дэвид занес сумку с вещами в кладовую и бросил ее там.
— Дай мне вещи, — сказала Кэтрин. — Их надо просушить.
— Извини, — сказал Дэвид. Он повернулся, вышел из кладовой и прошел в дальнюю комнату, где работал. Войдя в комнату, он открыл чемодан с рукописями. Стопка тетрадей с рассказами исчезла. Вместе с ними исчезли четыре пухлых конверта с газетными вырезками, присланные из банка. Тетради с зарисовками об их путешествии были в целости и сохранности. Он закрыл и запер чемодан, перерыл все ящики в шкафу, перетряхнул все в комнате. Он не верил, что рассказы могли исчезнуть. Он не мог поверить, что она способна уничтожить их. На пляже он вдруг подумал, что она могла бы это сделать, но мысль показалась невероятной, и он сам себе не поверил. Он был спокоен, осмотрителен и сдержан, каким его учили быть в случае опасности, чрезвычайных обстоятельств или катастрофы. Но трудно было предположить, что такое могло произойти.
Он все еще надеялся, что это просто страшная шутка. С замершим, похолодевшим сердцем он снова открыл чемодан, перерыл его, запер и еще раз обыскал комнату.
Не было ни опасности, ни чрезвычайных обстоятельств. Произошла катастрофа. Нет, не может быть. Наверное, она просто спрятала бумаги где-нибудь — в кладовой, в спальне или у Мариты в комнате. Не могла же она на самом деле все уничтожить. Он этого не заслужил. Он все еще не верил в случившееся, но одна мысль об этом вызвала приступ тошноты. Он вышел из комнаты и запер дверь.
Девушки сидели в баре. Марита, едва взглянув на него, сразу поняла, что произошло. Кэтрин, не поворачиваясь, следила за ним в зеркало.
— Где ты их спрятала? — спросил Дэвид.
Она отвернулась от зеркала и посмотрела на него.
— Не скажу, — ответила она. — Я о них позаботилась.
— Лучше скажи, — сказал Дэвид. — Они очень нужны мне.
— Нет, не нужны, — сказала она. — Никчемные были рассказики. Я их терпеть не могла.
— Ну, а тот, про Кибо? — спросил Дэвид. — Ты ведь полюбила Кибо. Неужели не помнишь?
— Он тоже должен был погибнуть. Я хотела вырвать рассказ про Кибо, но не нашла его. Впрочем, какая разница, ты же сказал, что он умер.
Дэвид видел, как Марита посмотрела на Кэтрин, отвернулась и снова посмотрела на нее:
— Где ты их сожгла?
— И тебе я ничего не скажу, — сказала Кэтрин. — Ты с ним заодно.
— Ты сожгла их вместе с вырезками? — спросил Дэвид.
— Не скажу. Ты говоришь со мной точно полицейский или учитель в школе.
— Скажи, дьяволенок. Я только хочу знать.
— Я за них заплатила, — сказала Кэтрин. — Благодаря моим деньгам ты мог писать.
— Знаю, — сказал Дэвид. — Это было очень великодушно с твоей стороны. Где ты сожгла их, дьявол?
— Я ничего ей не скажу.
— Хорошо. Скажи только мне.
— Пусть она уйдет.
— Мне действительно лучше уйти, — сказала Марита.
— Вот и хорошо, — сказала Кэтрин. — Ты здесь ни при чем, наследница.
Дэвид сел на высокий табурет напротив Кэтрин. Она следила в зеркало, пока Марита не вышла.
— Где ты сожгла их? — повторил Дэвид. — Теперь можешь сказать.
— Она бы не поняла, — сказала Кэтрин. — Поэтому я попросила ее уйти.
— Знаю, — сказал Дэвид. — Где ты их сожгла?
— В железном ящике с дырочками, в котором мадам сжигает мусор, — сказала Кэтрин.
— Все сгорело?
— Да. Я подлила немного керосина из бидона, который взяла в сарае. Вспыхнуло высокое пламя, и все сгорело. Я сделала это ради тебя, Дэвид, ради всех нас.
— Не сомневаюсь, — сказал Дэвид. — Значит, все сгорело?
— О да. Можно пойти взглянуть, если хочешь, но нет нужды. Бумага прогорела до золы, и я перемешала ее палкой.
— Пойду посмотрю, — сказал Дэвид.
— Но ты вернешься? — спросила Кэтрин.
— Конечно.
Она сожгла их в ящике для мусора, сделанном из старой цилиндрической канистры для бензина, продырявленной в нескольких местах. Золу она перемешала ручкой от метлы, которой и раньше пользовались для этой цели. Бидон с керосином действительно стоял в каменном сарае. В ящике Дэвид нашел несколько обуглившихся кусочков знакомой зеленой обложки от тетрадей, клочки обгоревших газетных вырезок и два почерневших куска розовой бумаги, оставшихся от бланка службы по рассылке вырезок «Ромейке». На одном из них он мог разобрать строчку «Провиденс, Род-Айленд». Золу тщательно перемешали, но если бы у него хватило терпения внимательно перебрать обгоревшие тетради, то наверняка нашлись бы еще уцелевшие клочки. Он разорвал на мелкие кусочки розовую бумажку с надписью «Провиденс, Род-Айленд» и бросил их назад в железный ящик, который поставил вертикально на землю. Дэвид подумал, что никогда не был в Провиденс на Род-Айленд. Он поставил палку на место в каменный сарай, где стоял и его гоночный велосипед, которому надо было бы подкачать шины, прошел через пустую кухню и вернулся в бар к Кэтрин.
— Убедился, что все так, как я сказала? — спросила Кэтрин.
— Да, — сказал Дэвид. Он облокотился на стойку.
— Наверное, достаточно было сжечь только газетные вырезки, — сказала Кэтрин. — Но я решила уничтожить все подчистую.
— Да, ты постаралась, — сказал Дэвид.
— Теперь ты можешь спокойно работать над повестью о нашем путешествии, и тебе ничто не помешает.
— Конечно, — сказал Дэвид.
— Хорошо, что ты рассуждаешь здраво, — сказала Кэтрин. — Ты даже не представляешь себе, какие они были плохие. Я должна была доказать тебе.
— Разве нельзя было сохранить хотя бы рассказ про Кибо? Он же тебе нравился.
— Я же сказала, что пыталась найти рассказ. Но если хочешь написать заново, я могу повторить его слово в слово.
— Любопытно получится.
— Действительно любопытно. Увидишь. Могу пересказать тебе его прямо сейчас. Начнем, если хочешь.
— Нет, — сказал Дэвид. — Не сейчас. Может быть, ты его запишешь?
— На бумаге у меня ничего не получается. Ты же знаешь. А пересказать могу в любой момент. Ведь другие рассказы тебе ни к чему? Они были совсем никудышные.
— Все-таки зачем ты это сделала?
— Чтобы помочь тебе. Ты поедешь в Африку и напишешь все заново. Теперь ты стал взрослым и сумеешь во всем разобраться. Природа не могла сильно измениться. Впрочем, лучше бы ты написал что- нибудь об Испании. Ты говорил, что природа там напоминает Африку, но зато в Испании говорят на нормальном языке.
Дэвид налил себе виски, отыскал бутылку минеральной воды и долил немного в стакан. Он вспомнил тот день и то место в долине по дороге в Ле-Гро-дю-Руа, когда они набрали в бутылки такой же минеральной воды и как…
— Давай не будем говорить о писательстве, — сказал он Кэтрин.
— Но я хочу, — сказала Кэтрин. — Только о настоящей, нужной работе. У тебя так хорошо получалось, пока ты не начал писать эти рассказы. Отвратительнее всего было читать о грязи, о мухах, о жестокости и
