согласия королевских чиновников, военачальников и других людей приговорил Атауальпу к смерти. Из-за того, что он совершил предательство, говорилось в приговоре, он должен умереть путем сожжения на костре, если только он не примет христианство».
Не было ни суда, ничего, кроме поспешного решения Писарро, который поддался авантюрным требованиям Альмагро и королевских чиновников. «Конечно, эти местные вожди не читали законов и не могли их понять, и все же [испанцы] объявили этот приговор ничего не подозревавшему язычнику. Атауальпа зарыдал и сказал, что им не следует его убивать, ибо в его стране нет ни одного индейца, который стал бы повиноваться им без его высочайшего повеления. Раз уж он их пленник, то чего же им бояться? Если они делают это ради золота или серебра, то он даст им вдвое больше того, что уже по его приказу было доставлено. Я увидел, что губернатор плачет от жалости к нему, так как не может гарантировать ему жизнь; он не мог рисковать и боялся того, что может случиться в стране, если его освободить».
Как только решение было принято, испанцы стали действовать с устрашающей скоростью, как будто боялись, что если они будут колебаться, то могут передумать. Педро Санчо, секретарь Писарро, написал подробный отчет о казни. Она состоялась на печально известной площади Кахамарки в субботу 6 июля 1533 года ближе к ночи. Атауальпу привели из тюрьмы в центр площади под звуки труб, которые должны были возвещать о его вероломстве и предательстве, и привязали к столбу. Тем временем монах [Вальверде] начал через переводчика утешать его и рассказывать о догматах нашей христианской веры… Инка был тронут и попросил, чтобы его крестили, что этот святой отец и совершил без промедления, [дав ему при крещении имя Франсиско в честь губернатора Писарро]. Его наставления пошли [Инке] на пользу. Ибо, несмотря на то что его приговорили к сожжению живым, его на самом деле задушили с помощью веревки, затянутой вокруг его шеи».
Конкистадор Лукас Мартинес Вегасо описал, свидетелем какой необыкновенной сцены он стал в тот вечер. Когда Атауальпа сидел, привязанный к стулу, с гарротой вокруг шеи, он сказал, что «поручает своих сыновей губернатору дону Франсиско Писарро. Отец [Висенте де Вальверде] посоветовал ему забыть о своих женах и детях и умереть как христианин: если он хочет им стать, то должен принять воду священного крещения. Но он продолжал настаивать на том, что отдает своих сыновей под покровительство губернатора; при этом он плакал и показывал рукой, какого они роста; и слова, и жесты его говорили о том, что они были маленькими и что они остались в Кито. Святой отец снова попытался заставить его стать христианином и забыть о своих детях, ибо губернатор позаботится о них так, как если бы они были его собственными детьми. [Атауальпа] сказал: да, он хочет стать христианином; и его крестили…» Сестра Атауальпы Инес Юпанки подтвердила, что она видела, как ее брат поручил своих сыновей Писарро.
«После произнесенных им последних слов испанцы окружили его со словами молитвы о его душе и быстро задушили его. Да сохранит его Всевышний, ибо он умер в истинной вере христианской, раскаиваясь в своих грехах. После того как он был таким образом задушен и приговор приведен в исполнение, его подожгли, и часть его одежды и плоти сгорела. Он умер поздно вечером, и тело его было оставлено в ту ночь на площади, чтобы все узнали о его смерти. На следующий день губернатор приказал всем испанцам явиться на его похороны. Его несли в церковь с крестом и церковными облачениями и похоронили с такой пышностью, как будто он был самым важным испанцем в нашем лагере. Все вожди в его свите были очень довольны этим: они оценили великую честь, оказанную ему».
Далекие от того, чтобы «оценить великую честь» похорон по христианскому обычаю, сторонники Атауальпы были потрясены его смертью. «Когда его вывели, чтобы убить, все местные жители, которые находились на площади – а их было немало, – распростерлись на земле, упав на нее, как пьяные». Во время похорон были еще трогательные сцены. «Когда все мы находились в церкви на заупокойной службе по Атауальпе и его тело тоже было там, вдруг с громкими криками появились женщины – его сестры, жены и другие, состоявшие с ним в близких отношениях. Они кричали так громко, что прервали божественную службу. Они сказали, что могилу нужно сделать значительно больших размеров, так как, по их обычаю, когда умирает великий господин, все, кто любит его, должны быть похоронены заживо вместе с ним. Им сказали, что Атауальпа умер христианином и его отпевают одного. То, о чем они просят, нельзя выполнить, потому что это грешно и против христианских обычаев: они должны уйти и не прерывать службу и позволить совершить обряд похорон». Педро Писарро вспоминал, что «остались две сестры, которые ходили вокруг с воплями; они били в барабаны, пели и перечисляли деяния своего мужа. Атауальпа раньше говорил своим сестрам и женам, что, если его не сожгут, он вернется в этот мир. Они подождали, когда губернатор выйдет из комнаты, пришли к тому месту, где до этого жил Атауальпа, и попросили меня позволить им войти. Войдя внутрь, они начали звать Атауальпу и искать его во всех уголках. Но, поняв, что он не отвечает, они вышли, испуская громкие вопли… Я вывел их из заблуждения, сказав, что мертвые не возвращаются».
Сото и его разведывательная группа вернулись уже после смерти Атауальпы. «Он принес весть, что никого они не видели и ничего там не было». «Они не нашли ни воинов, ни вообще каких-либо людей с оружием, и все было спокойно… Поэтому, видя, что это была уловка, низкая ложь и явное вероломство, они вернулись в Кахамарку… Когда они пришли к губернатору, они нашли его пребывающим в сильном горе; на нем была войлочная шляпа в знак траура, а глаза его были мокры от слез». Когда он услышал, что Сото ничего не обнаружил, Писарро «очень опечалился о том, что убил его; а Сото опечалился даже еще больше, ибо, как он сказал, – и он был прав, – лучше было бы отослать его в Испанию: он сам отправился бы с ним в море. Это было бы самое лучшее, что они могли бы сделать для этого индейца, так как невозможно было оставить его в той стране».
Просто удивительно, как меняется отношение испанских хронистов к смерти Атауальпы. Самые первые очевидцы – официальные секретари Франсиско де Серес и Педро Санчо, наблюдатель Мигель де Эстете, Кристобаль де Мена и члены городского совета Хаухи – все они опустили всякое упоминание о разведывательной миссии де Сото и о ее отрицательных результатах. Один Серес что-то туманно написал о двух индейцах-следопытах, которые были посланы на разведку. Эти историографы уже чувствовали некоторую неуверенность. Перед лицом возможной цензуры они сомкнули свои ряды, настаивая на реальности той угрозы, которая исходила от армии Руминьяви.
29 июля 1533 года Франсиско Писарро сам написал императору Карлу V с целью объяснить свои действия. Он написал, что казнил Атауальпу, потому что ему стало известно о «его приказе мобилизовать всех воинов с тем, чтобы они напали на [меня] и других христиан, которые присутствовали при его пленении». Точно такое же объяснение Писарро представил в письме и своему брату Эрнандо, который к этому времени был уже в Панаме. Эрнандо повторил его без комментариев: «Согласно тому, что пишет мне губернатор [Франсиско Писарро], стало известно, что Атауальпа собирал силы для начала войны с христианами; и он сообщает, что они казнили его».
Со стороны последовала быстрая и критическая реакция на казнь Атауальпы. Судья Гаспар де Эспиноза, давний губернатор Панамы, написал королю письмо, которое было отправлено на том же корабле, на котором Эрнандо Писарро путешествовал в Испанию. Реакция Эспинозы была такой же, какую дал и суд Испании, и все просвещенные люди в Европе. Он был ослеплен достижениями Писарро: «Величие и богатства Перу растут день ото дня в такой степени, что в это почти невозможно поверить <…> это как сон». Но на него совершенно не произвели никакого впечатления те обстоятельства, которые окружали казнь Атауальпы. «Они убили касика [Инку], потому что они утверждают, что он собирал силы с целью напасть на наших испанцев. Поэтому губернатора уговорили – почти заставили – сделать это чиновники Вашего Величества своими настойчивыми просьбами и требованиями… На мой взгляд, вину Инки следовало бы сначала четко установить и доказать, прежде чем убивать человека, попавшего к ним в руки и не причинившего никакого вреда ни кому-либо из испанцев, ни кому бы то ни было». Эспиноза знал, что «жадность испанцев, принадлежащих ко всем классам, так велика, что ее невозможно насытить: чем больше дают местные вожди, тем больше испанцы пытаются убедить своих военачальников и губернаторов убивать или пытать их, чтобы те давали еще и еще… Но со мной у них это не выйдет». Эспиноза считал, что Атауальпу следовало выслать на другую оккупированную испанцами территорию. «Они могли бы выслать его сюда [в Панаму] вместе с его женами и слугами, как и приличествует его положению. У него не было недостатка в золоте, [чтобы заплатить за это]. Здесь мы оказывали бы ему все почести и уважение, как если бы он был высокородным господином из Кастилии».
Император был тронут такими решительными суждениями. Он написал Писарро холодное послание: «Мы получили ваше сообщение о казни плененного вами касика Атауальпы». Карл принял утверждение Писарро,
