как в свое время и его сестра, он был признан законным сыном. Его можно было оставить на попечение его матери Анхелины, которая теперь стала женой Хуана де Бетансоса. Король согласился лишь на то, чтобы мальчик получал доход от этих владений, которые должны быть возвращены королю. Дочь Хуана Писарро Исабель и дочь Гонсало Инес должны были получать по 6 тысяч дукатов каждая от доходов их двоюродного брата Франсиско и были отправлены в Испанию. Гаска отозвался о сыне Гонсало Писарро Франсискито как о «мальчике с дурными наклонностями; а его отец несколько раз говорил, что после его смерти этот мальчик заменит его». Никто не хотел еще одного восстания, подобного мятежу под предводительством Диего де Альмагро-младшего. Поэтому король приказал, чтобы Франсискито выслали в Испанию вместе с его сестрой Инес и кузиной Исабель. В начале 1549 года дети в обстановке строгой секретности были отправлены надлежащим образом на корабле из Лимы. Затем их сопроводили до Трухильо-де-Эстремадуры, места, где родились их отцы; там они получили первую часть средств на свое содержание.
Спустя год двое оставшихся в живых детей маркиза Писарро Франсиска и Франсиско последовали за своими двоюродными сестрами и братом в Испанию. Дети были вверены заботам двух важных персон: Антонио де Риберы, мужа их тетки Инес Муньос, и Франсиско де Ампуэро, мужа матери Франсиски Инес Уайльяс. Рибера и Франсиска обратились в администрацию города Лимы за разрешением урегулировать дела Франсиски до отплытия в Испанию. С этой целью она написала завещание. В апреле 1551 года дети отплыли в сопровождении Ампуэро и достигли Севильи в конце июля. Приезд в Трухильо этих двоих детей усопшего маркиза Писарро вызвал волнение среди их тетушек и двоюродных братьев. Каждый хотел удостовериться, что богатства этих двух наследников остались внутри семьи.
В Рождество 1551 года Франсиску и Франсиско повезли повидаться с главой семьи, их дядей Эрнандо Писарро, который был единственным из оставшихся в живых братьев Писарро, принимавших участие в завоевании Перу, и единственным законным сыном офицера Гонсало Писарро и его жены Исабель де Варгас. Эрнандо Писарро было на тот момент пятьдесят лет, а его красавице племяннице семнадцать; он не видел ее с тех пор, как она была младенцем. Эрнандо был пленником, который уже провел свыше десяти лет в заключении в огромной тюрьме Ла-Мота в Медине-дель-Кампо. По возвращении в Испанию в 1539 году Эрнандо был встречен бурей протестов за то, что казнил Диего де Альмагро в 1538-м. Объяснения Эрнандо и щедрые подношения королю почти спасли его, но голоса его противников звучали слишком громко: в 1540 году его заключили в тюрьму на неопределенный срок без суда или предъявления формального обвинения.
Тюремное заключение Эрнандо Писарро было достаточно мягким. Он занимал в тюрьме те же самые апартаменты, в которых содержался король Франциск I после своего пленения в Павии в 1525 году. Он имел возможность пользоваться доходами от своих огромных поместий в Перу, особенно доходами от его серебряных рудников Порко вблизи Потоси. Гонсало Фернандес де Овьедо, который восхищался Альмагро и ненавидел Эрнандо Писарро, описывал его как «высокого, грубого мужчину с толстыми губами и языком; его слишком мясистый кончик носа был воспален». Он с завистью писал о содержании Эрнандо в заключении: «Стол и обслуживание Писарро были обставлены с роскошью; при нем присутствовало много знатных господ. Выдающиеся, важные персоны часто навещали его, чтобы выразить ему свое соболезнование. Его развлекала разнообразная музыка. Он вставал с постели в полдень. В его спальне был богатый балдахин и висело много прекрасных гобеленов. У него имелся богатый, просто великолепный столовый сервиз, словно у какого-нибудь принца, в нем было много предметов из золота и серебра. Известно, что мессу он слушал очень поздно: он считал, что такая нерадивость по отношению к Богу и покой в мягкой постели укрепляли его положение и возвышали его. У него всегда под рукой были игральные кости или карты, чтобы проводить время, играя в азартные игры на большие ставки: деньги, драгоценности и лошадей». Эрнандо не был лишен даже женского общества. Он наслаждался любовью одной местной дворянки по имени донья Исабель де Меркадо, от которой у него родилась дочь, названная Франсиской Писарро Меркадо.
У Эрнандо Писарро имелось завещание, написанное его братом Франсиско в 1539 году, по которому он оставлял свое состояние двум своим самым старшим законным детям, Франсиске и Гонсало. А так как Гонсало умер, Франсиска становилась наследницей огромного состояния маркиза. Она была также красивой метиской, и Эрнандо не колебался. Он отослал своего племянника Франсиско жить со своими тетками в Трухильо; бросил безутешную Исабель де Меркадо, которая ушла в монастырь, и в середине 1552 года женился на своей юной племяннице, не смущаясь ни степенью родства, ни тридцатитрехлетней разницей в возрасте, ни своим тюремным заключением. Франсиска переместилась на мягкое ложе в тюрьме Ла-Мота и в течение девяти лет разделяла с мужем его заключение. В течение этого времени она родила пятерых детей, трое из которых выжили, это были Франсиско, Хуан и Инес.
Наконец, в мае 1561 года Филипп II выпустил из тюрьмы Эрнандо Писарро, у которого в его шестьдесят лет здоровье было уже слабым. Он и Франсиска вернулись в Трухильо и немедленно начали строительство на главной площади великолепного Дворца конкисты. Он до сих пор стоит на площади Трухильо, но сейчас его занимают несколько бедных семей. Один угол этого дворца украшен скульптурой. В скульптурную группу включены бюст пожилого Эрнандо Писарро, низкородного, но могущественного старика с длинной широкой бородой; бюст принцессы инков Инес в европейском платье и голова ее дочери Франсиски, унаследовавшей высокие скулы своей матери. А над ними – гигантский, вырезанный в камне герб Франсиско Писарро, на котором изображены фигуры покоренных индейских правителей, скованных цепью.
Эрнандо вышел из тюремного заключения ожесточившимся стариком, чья блестящая карьера рухнула из-за того, что по отношению к нему, как он считал, была допущена несправедливость. Все, что ему оставалось делать, – это укреплять свое колоссальное состояние. Он, наконец, сделал достоянием гласности завещание своего брата, но постарался скрыть те его положения, в которых говорилось о благочестивых или благотворительных пожертвованиях. Он дал инструкции своим агентам в Перу добиваться погашения всех долгов и получения всех доходов, полагающихся ему или его жене. Он начал приобретать собственность, фермы и сады в Трухильо и вокруг него. Он и Франсиска даже дерзнули подать прошение королю о возмещении 300 тысяч песо, которые, по их утверждению, отец Франсиски потратил на подавление восстания Манко, и о предоставлении 20 тысяч индейцев-вассалов, обещанных Франсиско Писарро королем, когда ему даровали титул маркиза. Королевская власть ответила на это назначением в Совет по делам Индий финансового агента, который должен был дать отпор преувеличенным требованиям. Этот финансист предпринял расследование, в ходе которого свидетели подтвердили своими показаниями каждое преступление, грабеж или оскорбление, которые когда-либо приписывались братьям Писарро или были выдуманы с целью очернить их. Эрнандо немедленно выдвинул контрвопросы в поддержку своих требований, и схожие допросы были проведены в Перу. Дело затягивалось, но королевская власть так и не заплатила: спустя многие десятки лет потомкам Эрнандо Писарро был дарован дворянский титул в обмен на то, чтобы этот иск был отозван.
Состояния других членов клана Писарро также остались внутри семьи. Шестнадцатилетний сын маркиза Франсиско женился в 1556 году на своей кузине Инес, единственной оставшейся в живых наследнице Гонсало Писарро. Эта супружеская пара была далеко не так богата, как Эрнандо и Франсиска, так как большая часть состояния Гонсало Писарро была конфискована, когда его казнили, а младший сын маркиза так и не был признан законным. Их усилия оспорить права Франсиски на наследство были тщетны. И этот брак был недолгим, так как юный Франсиско умер в 1557 году; его жена Инес два года спустя вышла замуж за одного из первых конкистадоров Франсиско де Инохоса.
Восстание колонистов и односторонняя декларация независимости, объявленная Гонсало Писарро, почти не помешали движению реформ, которые расцвели при Бартоломе де Лас Касасе. «Новый закон», который запрещал королевским чиновникам и церковным орденам быть владельцами энкомьенд, вызвал противодействие этих слоев администрации колоний. Этот и другие «Новые законы» были отменены. Но другие остались в своде законов, а многие повторялись, особенно те, которые осуждали жестокость, рабство и личную зависимость. Движение реформ продолжало получать поддержку большей части духовенства.
В это время в защиту испанской конкисты стал выступать ученый-гуманист под стать самому Лас Касасу. Хуан Хинес де Сепульведа в 1547 году написал научный трактат, в котором излагались убедительные аргументы в поддержку завоеваний в Вест-Индии. Сепульведа был большим знатоком трудов Аристотеля и основывал свои аргументы на древнегреческой идее о том, что некоторые люди – рабы по своей природе. Его работа получила восторженную поддержку в Совете по делам Индий и была представлена на рассмотрение Совету Кастилии. Епископ Лас Касас вернулся из поездки в свою епархию в Гватемале как раз
