беспомощности. Я плохой, я никудышный отец, вот в чем дело. Это чувство захлестывает меня как волна, пронизывая насквозь. Я представляю себе, как выгляжу в глазах дочери. Ее мать, которая изменяла ее отцу, лежит в коме, а дочь едет вместе с отцом, чтобы посмотреть на любовника матери. Ее младшая сестра разгуливает в дамском нижнем белье и намеренно хватает голыми руками морских тварей. Почему я позволил Алекс привезти меня сюда? Зачем открыл ей свои тайные желания?
— Как все это глупо! — говорю я и хочу включить зажигание, забыв о том, что двигатель я так и не выключал и он продолжает тихо урчать.
— Если бы кто-то полез к моей девчонке, я бы ему мозги вышиб, — говорит Сид.
— Ага, как же, — говорит Алекс. — И запомни, Сид: девчонкам не нужны рыцари.
Мне начинает казаться, что рядом сидит Джоани. Джоани тоже сказала бы что-нибудь такое.
Мы выезжаем на середину автострады.
— У него темные волосы, — сообщает мне Алекс. — Говорю на тот случай, если тебе достаточно знать, как он выглядит.
Мы едем в сторону Даймонд-Хед. Я притормаживаю, пропуская стайку мальчишек с досками для серфинга. Один из них, рыжий, с длинными кудрявыми волосами, семенит, тяжело переваливаясь с боку на бок. В одной руке он держит доску, другой поддерживает трусы.
— Обычно я тебя здесь высаживал, помнишь? — тихо говорю я Алекс. Мне хочется, чтобы наш разговор не слышал Сид.
— А то! — Алекс издает короткий, почти сердитый смешок.
— Почему ты перестала заниматься серфингом?
— Просто перестала. Почему ты перестал играть в «Лего»?
— «Лего» — одно, а серфинг другое. У тебя неплохо получалось.
— Ты же меня ни разу не видел.
— Но мне говорили, что получалось.
Алекс смотрит на меня. Я отвечаю ей широкой, ободряющей улыбкой хорошего отца.
— Ты занималась серфингом? — доносится сзади голос Сида. — Прикольная куколка на дощечке, да?
— Почему ты бросила серфинг? — снова спрашиваю я.
— Сначала я бросила, потому что у меня начались месячные, а я не знала, как пользоваться тампонами, вот и просидела пять дней на берегу, а потом как-то расхотелось.
— Как это ты не знаешь, как пользоваться тампонами? — спрашивает Сид.
— А разве мама… не показала тебе… не научила, как это делается? — не понимаю я.
— Я ей год не говорила, что у меня начались месячные.
— Даже я знаю, как пользоваться тампонами, — сообщает Сид.
Я прибавляю громкость радио.
— В первый раз я подумала, что наделала в штаны, — говорит Алекс.
Я не смотрю на нее, но чувствую, что она смотрит на меня и ждет моей реакции.
— Ну ты даешь, Алекс, — комментирует Сид. — А может, так оно и было.
— Ну и что, — говорю я. — Это абсолютно никого не касается.
— Прокладки я прятала под матрас, потому что не знала, куда выбрасывать. В мусорном ведре мама нашла бы. Но кровь испачкала матрас, и мама все-таки узнала. Когда перевернула матрас.
Алекс выжидающе смотрит на меня, но я отвожу взгляд. Мне просто необходимо сказать что-то невероятно умное. Такое ощущение, будто меня экзаменуют.
— Почему ты от нее скрывала? Ты же сама устроила себе проблемы.
И сама же потом себя стыдилась, хочется добавить мне. Стыдилась себя!
— Не знаю, — отвечает она. — Может быть, потому, что она все время меня торопила, хотела, чтобы я быстрее взрослела. Месячные подтвердили бы, что я стала женщиной и все такое. А я, может быть, вовсе не хотела становиться женщиной. Мне было всего тринадцать.
Кажется, Алекс наконец-то произнесла вслух то, что так долго таила в душе. Интересно, что она скажет еще? Мы едем по дороге, огибающей спящий вулкан.
— Эй, Алекс, — спрашивает Сид, — а тебе не хотелось помыться? Ну, знаешь, несвежий запах и все такое…
— Заткнись.
— Он, вообще, понимает, что происходит в нашей семье? — спрашиваю я. — Он ведет себя так, как будто ни черта не знает и не понимает.
— Папа! — внезапно и так резко вскрикивает Алекс, что от неожиданности я жму на тормоза.
— Поехали назад, — говорит она.
— Куда назад?
Мы находимся возле парка Капиолани. Здесь полно любителей бега трусцой. Один перебегает дорогу прямо перед нашей машиной. Шорты у него подвернуты, ляжки оголены. Я вижу его ноги, покрытые темными волосами, мокрые от пота. К руке бегуна привязан айпод.
Я слышу, как сзади опускается стекло.
— Смотри, куда бежишь, придурок! — высунувшись в окно, кричит Сид.
— Развернись возле фонтана и поезжай назад, — говорит Алекс.
— Но зачем?
— Я там, кажется, кое-что видела. Только не уверена. Давай назад.
Мы сворачиваем к пляжу, объезжаем фонтан возле Калакауа и едем в обратном направлении.
— Где-то здесь?
— Кажется, да, — отвечает Алекс. — Давай еще, еще немного.
— Да, именно так она мне и говорила, — фиглярствует Сид.
— Да заткнись ты! — орет на него Алекс. — Остановись возле вон того дорожного знака.
Я останавливаюсь.
— Туда смотри.
Алекс показывает на дом на противоположной стороне улицы.
Это самый обычный, похожий на коттедж, светло-голубой дом с белыми ставнями в плантаторском стиле. Он выставлен на продажу. Джоани давно уговаривала меня переехать на эту сторону острова, где живут ее приятели, подальше от Маунавили с его дождями. Мне же никогда не хотелось жить здесь, где все занимаются бегом и где на Кахала-авеню стоят роскошные виллы. Алекс тоже нравится эта часть острова. Во всяком случае, раньше нравилась. Дом стоит со стороны, противоположной океану, но это настоящая усадьба, стилизованная под старину.
— Миленький домик, — говорю я. — Но на шоссе. — Я показываю на проезжающие машины. — Отсюда трудно выезжать на главную дорогу.
— Не то, — говорит Алекс. — Посмотри на рекламу. Я смотрю на рекламный щит, который сообщает о продаже дома, и вдруг понимаю, почему фамилия Спир показалась мне знакомой. Мимо этого щита я проезжал почти каждый день. Белым по синему написано: «БРАЙАН СПИР, БРОКЕР. ПОКУПКА, ПРОДАЖА НЕДВИЖИМОСТИ. 978–7878».
Я смотрю на фото брокера. У него темные волосы. И уверенное лицо. Он похож на парня из рекла мы пасты для отбеливания зубов. У него вид влюбленного.
— Обалдеть, — говорит Сид.
— Теперь ты знаешь, как он выглядит, — говорит Алекс.
Мы молча смотрим на рекламный щит.
— Ну что, доволен? — спрашивает наконец Алекс.
— Нет, — отвечаю я.
20
