— Ничего, пройдет, — говорит Алекс.
— Неужели? Посмотри, как вы разговариваете. Даже при мне. Как будто отец для вас — пустой звук.
Дети смотрят телевизор. Я прошу их освободить мою кровать. Я хочу лечь.
Уже почти полночь, а я не могу уснуть. Я встаю, иду в туалет и вижу, что дверь в ванную приоткрыта и там свет. Внезапно я пугаюсь. Я боюсь застать там Алекс за каким-нибудь ужасным занятием — вдруг она тайком нюхает кокс, прямо с крышки унитаза. Я хочу уйти, но подкрадываюсь на цыпочках к ванной, заглядываю в щель и вижу Скотти перед широким стенным зеркалом. Она влезла на тумбу и стоит над раковиной, расставив ноги по обе стороны. Затем принимает «изящную» позу, застывает в ней на некоторое время, после чего принимает другую. Она играет в модель. Я хочу ее окликнуть, сказать что-нибудь, отправить в постель, но в это время она руками приподнимает груди, чтобы сформировать округлость, и я уже не хочу себя обнаруживать. Скотти смотрит сначала в зеркало, затем на свое тело, словно не веря зеркалу. Я слышу, как она бормочет: «Почему ты ее не приструнил?
Она наклоняется к зеркалу и начинает его целовать, водя языком по стеклу. Ее растопыренные пальцы прижаты к зеркалу. Затем я слышу: «О-о, беби, давай вынимай. Надень презерватив, беби. Тот, светящийся».
Господи боже! Стараясь не произвести ни малейшего звука, я отхожу от двери, прислоняюсь к стене и перевожу дух. В голову приходит ужасная мысль: Скотти копирует Алекс и Сида, я иду в гостиную, убедиться, что Сид крепко спит на разложенном диване. Я вижу горб на постели, но не знаю, он это или подушки под одеялом. С бьющимся сердцем, я подкрадываюсь к дивану. Сид поворачивает голову и смотрит прямо на меня:
— Привет.
Я чувствую себя полным идиотом, потому что навис над ним и тяжело дышу. Мне на грудь падает полоса лунного света.
— Привет, — говорю я.
— Проверяете?
— Не спится что-то. Слушай, меня беспокоит Скотти. Она в ванной.
Я замолкаю.
— Ну и что? — Сид садится.
— Она там играет. — Я не знаю, как это сказать. Да и не нужно. — Целуется с зеркалом.
— А, — говорит он. — Я в детстве тоже черт знает что делал. Да и делаю.
Я чувствую, что сна у меня нет ни в одном глазу, и от этого злюсь, потому что еще только середина ночи. Если я не высплюсь, я ни на что не годен. Но не могу заставить себя встать и уйти в свою комнату. Я сижу в ногах Сида, на его постели.
— Меня беспокоят дочери, — говорю я. — Мне кажется, с ними что-то не так. — (Сид трет глаза.) — Ладно, забудь. Прости, что разбудил.
— Дальше будет хуже, — изрекает он. — Когда ваша жена умрет.
Он подтягивает одеяло до самого подбородка.
— А что об этом говорит Алекс? Что вообще она тебе говорит?
— Ничего.
— Как это «ничего»? Она сама мне сказала, что вы с ней все обсуждаете.
— Нет, — говорит Сид, — проблемы мы не обсуждаем. Мы просто… не знаю, как сказать. Мы их так вместе решаем — просто не обсуждаем их, и все.
— У тебя не осталось немного травки? — спрашиваю я. — Не могу уснуть, а мне нужно выспаться.
Сид приподнимает подушку и достает косяк.
— Ты даже спишь с этим?
Он молча закуривает, затем подтягивает колени и протягивает косяк мне.
Я в нерешительности. Джоани это нравилось, а мне нет.
— Да ладно, не надо. Расхотелось.
— Можете покурить в патио, — предлагает Сид.
— Нет, — отвечаю я. — В самом деле расхотелось.
Мне кажется, траву я попросил исключительно ради того, чтобы произвести впечатление на этого идиота, и теперь сам чувствую себя полным идиотом.
Сид кладет косяк на тумбочку:
— Я тоже не хочу. Спасибо, что разрешаете. В смысле, курить. Помогает.
— Ну да. Наверное. Но я не могу делать то, что делаете сейчас вы, дети. Впрочем, у тебя от нее портится настроение, как я заметил. От травки.
Сид барабанит пальцами по одеялу. Я оглядываю комнату. На постели лежит пульт от телевизора. Я нажимаю несколько кнопок.
— Что бы ты делал, — спрашиваю я, — на моем месте? Как бы ты себя вел с дочерьми? С человеком, из-за которого мы здесь?
— Вы замечали, как театрально курят в кино некоторые актеры? — спрашивает он. — Все так преувеличенно. И слова у них будто липнут к языку. Затянутся и начинают говорить. Бред.
Сид показывает, как курят актеры. Очень похоже.
Я понимаю, о чем он.
— Прежде всего я дал бы этому парню под зад. Бумс! — Сид делает захват и переброс через колено. — Про дочерей не знаю. Взял бы в путешествие. Или нет, накупил бы им всякого барахла. С вашими-то деньгами вы можете купить им все что угодно. Алекс говорила, сколько вы получите за свою землю.
Я смотрю на него. Интересно, не потому ли он держится возле Алекс?
— Тебе нужны деньги?
— Конечно, — отвечает он.
— Если сейчас — вот сию минуту — я дам тебе много денег, ты уедешь?
— Нет, — отвечает он, — с какой стати?
— Ты не понял, Сид. Я прошу тебя об одолжении. Если я дам тебе денег, ты уедешь?
— Ах вот вы о чем. Вы серьезно? Хотите, чтобы я уехал?
— Нет, — отвечаю я, глядя на его всклокоченные волосы. — Пожалуй, не хочу.
— Я не знаю, что бы я делал с дочерьми, — говорит он. — Может быть, обменял бы их на сыновей.
— Ну да, и тогда мне пришлось бы иметь дело с кем-то вроде тебя.
— Я еще не худший вариант. Я умный.
— Да настоящего ума тебе как до Луны, мой друг.
— Ошибаетесь, господин учитель. Я умный, я могу о себе позаботиться. Я отлично играю в теннис и очень наблюдательный. Я хорошо готовлю. У меня всегда есть травка.
— Держу пари, родители тобой гордятся.
— Вполне возможно.
Сид прячет глаза. Мне кажется, я его обидел.
— Твои родители знают, где ты?
— Мои родители?
— Да, Сид. Твои родители.
— Мать сейчас занята, ей вроде как не до меня.
— Чем она занимается?
— Работает в регистратуре ветклиники «Пет».
— Мы туда носим кошку. Что, сейчас горячая пора для ветклиники?
— Нет, — отвечает он. — Мать занимается домом. Нужно закончить отцовские дела. Он умер пару месяцев назад.
