Алекс еще не знает, что парень получит в наследство гораздо больше, чем моя жена. Он получит все наше прошлое.
— Можно пригласить его вернуться тем же рейсом, что и мы, — говорю я. — Чтобы он мог попрощаться с Джоани. Ты к этому готова?
— Нет, — отвечает Алекс, глядя, как Скотти с разбегу врезается в Сида, затем протягивает ему ветку бугенвиллеи, а когда он хочет ее взять, быстро отдергивает руку.
— А ты готов? — спрашивает Алекс.
— Не совсем, — отвечаю я.
Никогда я не буду готов к этому. Хотя, если вдуматься, человек всегда стремится идти до конца. Нельзя сесть в самолет и зависнуть на полпути. Я хочу дойти до конца, и на душе тяжело. Конец — это смерть Джоани.
— Пойдешь со мной? — спрашиваю я у Алекс.
— Я?
— Да, ты, Алекс, ты.
— Когда ты будешь с ним говорить?
— Нет. Ты поговоришь с ней, пока я буду говорить с ним.
— А куда девать нашего цветочного ребенка? — спрашивает Алекс, показывая на Скотти, которая в это время засовывает цветок Сиду за ухо.
— Возьмем с собой. Ты за ней присмотришь. Вы трое будете отвлекать внимание посторонних. А я с ним поговорю. Просто скажу, что происходит. Я… в общем, я хочу с этим покончить.
— Прямо сейчас?
— Да, — говорю я. — Сейчас.
Сид и Скотти сворачивают к выходу с пляжа и исчезают из виду. Я замечаю, что Алекс замедлила шаг. Наверное, для нее это слишком тяжело. Не следовало мне ее втягивать. На такой случай следовало обзавестись верным другом, кем-нибудь постарше.
— А что случилось с отцом Сида? — спрашиваю я. Алекс бросает на меня быстрый взгляд:
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, что он умер.
— А, — говорит она, — да.
Может быть, поэтому она так тянется к Сиду? Потому что у него умер отец?
— Погиб в автокатастрофе, — отвечает она. — Он был пьян. Другой водитель тоже. Оба ехали пьяные. Только тот выжил. Молодой парень.
Мне хочется спросить у дочери, не потому ли она пригласила Сида, что у них одно горе? Или она хочет заранее знать, каково это — терять родителей? Мне кажется, я уже и сам знаю ответы на свои вопросы.
— Сиду здесь легче? — спрашиваю я. — С нами?
— Не знаю, — отвечает Алекс.
— А тебе? Тебе с нами лучше?
— Да.
Я жду, что она еще что-нибудь скажет, но она молчит. Мы подходим к выходу с пляжа, и Алекс сбрасывает с себя туфли. Здесь песок сухой и рыхлый. Я провожу рукой по лицу. Я не брился уже дня четыре. Брайан наверняка будет чистеньким и свеженьким, словно только что из душа, его жена и дети тоже, и мне кажется неправильным идти к нему в таком виде. Мне нельзя выглядеть хуже, чем он. Я кричу Сиду и Скотти, чтобы остановились. Когда мы подходим к ним, я сообщаю, что мы идем к той женщине в шляпе, у которой двое сыновей.
— Ты имеешь в виду того придурка, который чуть не утонул? — спрашивает Скотти.
В уголках ее рта следы белого фруктового коктейля, и из-за этого Скотти немного смахивает на припадочную.
— Да, — отвечаю я.
До меня доходит, что эти мальчишки могли стать моим дочерям братьями. Мне почти хочется этого — вот это была бы месть так месть — напустить на Брайана моих разъяренных дочерей. Против них он бы ни за что не выстоял.
Алекс уходит вперед, на ходу трогает Сида рукой, и он идет за ней. Я знаю, что она передает ему наш разговор. Он оглядывается на меня, затем гладит Алекс по голове жестом, в котором мне видятся и близость, и холодность.
Я беру Скотти за руку, чтобы она не побежала их догонять.
— Она тебя пригласила? — спрашивает она.
— Нет. Мы просто зайдем на минутку. Я знаком с ее мужем. Мне нужно с ним поговорить.
Алекс и Сид подходят к нам.
— Неплохо, — говорит Сид.
— А ты как думал? — отвечаю я.
Отлив закончился, и от пляжа осталась одна кривая широкая полоса песка с отметинами прошлого прилива. Солнце село, но люди, которые пришли полюбоваться на закат, все еще сидят в шезлонгах, пьют вино и пиво. Плечи у них голые, как будто они все равно загорают. Когда мы подходим ближе, я чувствую, что я на пределе.
Я оглядываюсь на Сида, наверное ища поддержки, но ему не до меня. Каждый раз, когда он молчит, мне кажется, что он думает об отце, и тогда мне становится страшно и хочется отойти. Я даже почти что злюсь. Это мне не до него! У меня самого масса проблем, я не могу заниматься еще и его проблемами! Какое мне дело до порно, морских ежей, юной любви, но вот я почему-то должен всем этим заниматься.
Впереди показывается пирс, и какие-то дети бегут сначала к воде, затем вверх по склону. Скотти бежит к ним. Интересно, в каком возрасте перестаешь таскаться следом за старшими ребятами? Мы подходим ближе, и я вижу, что это сыновья Брайана. Я перевожу взгляд на людей в шезлонгах, которые загорают при свете звезд, но Брайана с женой среди них нет.
Облако закрыло луну, и от ее ярких лучей, бьющих из-за черного пятна, лунные облака похожи на рентгеновский снимок. Слышно, как волны с шипением набегают на песок, словно кто-то трясет коробку с битым стеклом. Мальчишки играют с мячом и бегут в нашу сторону. Младший бьет по песку кулаком.
— Родители дома? — спрашиваю я.
Для мальчишки, который играет на пляже, он выглядит на удивление чистеньким. У моей Скотти под ногтями черная каемка, а я все забываю их почистить.
— Ага, — отвечает он.
— Смотрят порно? — спрашивает Сид, подходя к нам.
Мальчик торжественно кивает, и по этому кивку видно, что он не понимает, о чем речь.
— Скотти, ты хочешь остаться здесь поиграть? — спрашиваю я.
— Ага! — откликается она.
— «Да», — поправляю я.
К нам бежит ватага из четырех мальчишек, пытающихся поймать летящий мяч. Я хочу крикнуть Скотти: «Осторожно!» — но она с ходу вступает в игру и подпрыгивает высоко в воздух, пытаясь достать мяч, который улетает куда-то в сторону.
— Сид, ты за ней не присмотришь?
Сид бросает взгляд на дом. За ухом у него цветок.
— Присмотрю, — отвечает он. — Я побуду здесь.
Скотти идет по пляжу туда, где стоят ребята постарше. Старший сын Брайана объясняет им правила какой-то игры.
— Погоди, — говорит он Скотти, останавливая ее жестом. — Тебе сколько лет?
— Десять с половиной, — слышу я.
— О’кей, можешь играть, но больше никого не принимаем, ясно? — говорит он.
Сид проходит мимо и закуривает сигарету. Дети восхищенно смотрят на него. Нужно сказать ему, чтобы не курил. А впрочем, какое мне дело?
Старший мальчик продолжает объяснять. Такое впечатление, что он посылает их на войну.
