встал. Это моя тахта!
— На какой вечеринке?
— Просто на вечеринке. По случаю Суперкубка.
Я понял, о какой вечеринке речь. В честь прошлогоднего Суперкубка. Новая Англия против Каролины. У меня в этот день шел судебный процесс: наш штат против Дорин Веллингтон. Накануне я работал всю ночь. Джоани пришла домой в шесть часов вечера, в отличном настроении, но к концу обеда ни с того ни с сего разозлилась — сначала на меня, потом на Скотти.
— Мы всегда должны есть фахитас[45] по воскресеньям? Надоело!
Я спросил ее, как прошла вечеринка, решив, что она чем-то расстроена.
— Это была лучшая вечеринка за много лет, — ответила она. — Я отлично провела время.
Но лицо у нее было печальное.
Почему я это запомнил? Печальное лицо, фахитас?
— Вечеринка была у Митчеллов, — говорю я.
Брайан кивает, взглянув на меня так, будто я ему надоел.
— Да, — отвечает он.
Качнувшись в кресле назад, я пытаюсь остановить его так, чтобы мои глаза были на одном уровне с глазами Брайана. Я ставлю бокал с вином на ручку кресла, что в детстве нам строго запрещалось.
— Ну что, полегчало? — спрашивает он. — Когда вы все узнали?
— Эй, — отвечаю я, — между прочим, я делаю вам одолжение. — Я отпиваю глоток вина. — Могли бы и повежливее, — (Он тоже отпивает глоток вина.) — Слушайте, у вас не найдется пива? — спрашиваю я. — Я не могу это пить.
— Я тоже.
Он встает, чтобы принести чего-нибудь другого. Я качаюсь в кресле-качалке. Я его сделал, этого Бранна. Я на минуту закрываю глаза. Мне хорошо даже в этом жестком и неудобном кресле. Здесь тепло, но не душно и не сыро, и здесь, в этом доме, я чувствую, что за моей спиной стоят люди — тетя Люси, дед и бабушка Хью и родители Хью — люди, которые меня любили, хотя давно умерли. Брайан возвращается, протягивает мне пиво, наши взгляды встречаются, и на одну секунду он становится просто парнем, который протягивает мне пиво, а я — просто парнем, которому он его принес. Я хотел отдать ему свой бокал с вином, но вместо этого ставлю его на пол.
— Что было потом? — спрашиваю я. — Выяснилось, что вы болеете за одну команду? Вам понравилось, как она одевается? Вы были потрясены тем, что такая шикарная женщина может смотреть футбольные матчи и обсуждать их со знанием дела?
— Да, примерно так, — говорит он.
— Одни носят сексуальную одежду, другие имплантируют силикон. Джоани любила смотреть футбол и гоняла на катерах. Это был ее способ нравиться мужчинам. По-моему, тут нет ничего странного.
Брайан смотрит на свое пиво.
— Как вам хватило смелости предложить ей встречаться?
Он качает головой.
— Нет, я серьезно. Мне в самом деле хочется знать, что заставляет человека переступить черту.
Он молчит, и я знаю, что он не ответит. Он смотрит в окно на противоположной стене. Я смотрю туда же и вижу его жену. На лице у нее выражение недоверия и ужаса, а потом я слышу смех моей дочери. Джули делает глоток вина. От вида Джули, беседующей с моей дочерью, мне становится грустно. Алекс как будто в самом деле хохочет, но она обманывает Джули. Как и все мы.
— Я слышал, у вас наклевывается выгодная сделка, — говорю я, не отрывая взгляда от окна. — Джоани хорошо постаралась, чтобы я принял предложение Дона. Отличный был план.
— Все совсем не так, как вы думаете, — говорит он.
— Что я думаю? Откуда вам знать, что я думаю?
— Что я бессовестный, — говорит он. — Что строил козни против вас. По-моему, вот что вы думаете. Мы с Джоани. Просто так случилось, и все.
— Ничего не случается просто так, — говорю я.
— Иногда случается. — говорит он.
— Да уж. Когда вы узнали, кто она, то решили завести с ней роман. Или наоборот — сначала роман, потом узнали? И попросили ее помочь вам, так? Потому что, приятель, знали бы вы, как она стояла за Холитцера! Подобные вещи просто так не происходят.
Он молчит. Он снова смотрит в окно, не глядя на меня. Я делаю большой глоток пива. Я вижу, как Джули откидывает крышку гриля и тычет лопаткой в бургеры. До меня доходит, что она сама разожгла угли. Потрясающе. Она больше не кажется мне ни хрупкой, ни глупенькой.
— Слушайте, — говорю я. — Я даже рад, что моя жена была влюблена, рад, что вы сделали ее счастливой. Наверное, вам нелегко. Теперь, когда все так обернулось.
Он по-прежнему смотрит в окно. Алекс и Джули стоят к нам спиной и смотрят на океан. До меня доходит, какую он избрал тактику. Он не отвечает, и я вынужден все время говорить. Выговорюсь и прощу его, без всяких усилий с его стороны.
— Она собиралась меня бросить? — спрашиваю я. Я не жду, что он скажет правду или хотя бы ответит, но он говорит:
— Собиралась. Но разводиться не стала бы.
— Почему? Из-за Скотти или как? Вы испугались, что Джули узнает?
— Нет, — отвечает он. — Я не бросил бы Джули, потому что люблю ее. — Он наклоняется вперед, выражение его лица меняется. — Пожалуйста, ничего ей не говорите. Пожалуйста. Я сам не понимаю, что я наделал.
Я вижу в его глазах страдание — то, зачем я сюда приехал. Но страдает он не из-за моей жены и не из-за меня. Неожиданно в голову приходит мысль, которая раньше у меня не появлялась.
— Джоани вас любила? — спрашиваю я.
Он кивает и подносит к губам стакан с пивом. На его штанине мокрый кружок от бутылки.
— А вы ее? — спрашиваю я.
Он делает большой глоток и ставит бутылку точно на мокрый кружок на штанине.
— А вы ее не любили. — Мне нужно сказать это еще раз. — Вы не любили.
Я слышу, как океан обрушивается на берег, в комнату влетает морской бриз, полный запахов соли и водорослей.
— Вы просто ее использовали, — говорю я, — чтобы подобраться ко мне.
Он вздыхает:
— Нет. Я не пытался к вам подобраться. Это был просто роман. Влечение. Секс. — Он смотрит мне в лицо, проверяя, не разозлился ли я. — Она предложила, и я не стал отказываться.
Он сидит ссутулясь. Будто мы играем в шарады, а он сделал ход, который наконец вывел меня на правильный ответ.
— А после сделки вы отделались бы от нее, — говорю я. — Все, что случилось, вам только на руку. Теперь Джоани ничего не может сказать, и вам даже не нужно придумывать, как от нее избавиться.
— Ничего подобного! Я и не думал ее использовать! — говорит он и встает. — Она сама это придумала. Я ни о чем не просил.
Он делает несколько шагов по комнате, возвращается на место, смотрит в потолок.
Я представил себе Джоани. Да, она любит во все влезать, даже в проекты, которые ее вовсе не касаются. Пытается всем указывать, всеми управлять, всех наставлять. Я думаю об Алекс и о себе. Нас Джоани тоже наставляла, указывала, направляла. Я встаю и делаю шаг к окну, но останавливаюсь на середине комнаты.
— Бедная девочка, — говорю я.
Мою жену обвели вокруг пальца. По счастью, она никогда не узнает, как жестоко ее одурачили. Впервые в жизни я думаю, что Джоани была не такой уж сильной.
Я вижу профиль Алекс. Она поворачивает голову и смотрит на меня. Господи, думаю я, это же моя дочь! Эта девушка за окном — моя родная дочь.
