«Никакой связи нет».
Геринг и Гиммлер были обеспокоены. Не нанесет ли рейхсвер ответный удар в связи с убийством эсэсовцами известного в политических кругах генерала? Однако ничего подобного не произошло. Фон Райхенау не тот человек, который из-за одного убитого разрушил бы весь замысел. В своем коммюнике он отметил: «В последние недели было установлено, что бывший военный министр, генерал в отставке фон Шляйхер, поддерживал контакты с враждебными государству кругами штурмовиков и иностранными державами. Было доказано, что он словами и делами выступал против нашего государства и его руководства. Этот факт определил необходимость его ареста в ходе проводившейся чистки. В момент задержания сотрудниками уголовной полиции Шляйхер попытался оказать сопротивление, применив оружие. В ходе возникшей перестрелки генерал в отставке и его вмешавшаяся в разборку жена были смертельно ранены».
Убийство фон Шляйхера вызвало однако некоторые трения между самими ликвидаторами. Геринг позднее попытался объяснить, что хотел только арестовать генерала, а вот команда гестапо упредила его и осуществила убийство прямо на месте. У него даже возникло намерение приостановить кровавую оргию. Из провинции поступали известия, что эсэсовские команды становились все развязнее, а ему хотелось соблюсти реноме порядочного человека и консерватора, чем он всегда кичился.
Вице-канцлер фон Папен одним из первых столкнулся с возникшими противоречиями. Когда он покидал резиденцию Геринга, выход ему преградила эсэсовская охрана. Тогда адъютант Геринга, Боденшатц, подбежал к ним и крикнул: «Мы еще посмотрим, кто здесь командует — премьер-министр Геринг или СС».
Некоторые из ожидавших смерти штурмовиков сумели воспользоваться разногласиями между Герингом и Гиммлером. Группенфюрер СА Зигфрид Каше убедил Геринга в своей невиновности, и тот отпустил его. А госсекретаря фон Бюлова Геринг вообще вычеркнул из списка лиц, подлежавших ликвидации, как и принца Ауви.
Возвратившийся из Мюнхена в 22 часа Гитлер буквально огорошил Геринга и Гиммлера, сообщив им, что Рём должен остаться в живых. Оба перепугались, так как события 30 июня теряли для них всякий смысл, если Эрнст Рём не будет ликвидирован. Уже вечером 29 июня Гиммлер сказал жене Риббентропа Аннелизе: « Рём — мертвец».
Гитлер не хотел слишком большого усиления власти своих приспешников, к тому же он не был еще диктатором. Рём был нужен ему для поддержания искусственного равновесия в режимной иерархии и удержания собственного господства,
Гитлер начал тонкую игру, возложив известную долю ответственности за расправу над виднейшими руководителями штурмовиков в «Штадельхайме» на своих подчиненных, за каждым шагом которых он, конечно же, уследить не мог. На заседании кабинета министров Гиммлер заявил, что берет на себя ответственность за расстрел «предателей», хотя «доля вины каждого из них не была полностью доказана, и он не давал конкретных распоряжений на казнь». Лидеру штурмовиков Юттнеру[96] он заявил даже, что хотел провести судебное расследования, но события разворачивались слишком стремительно.
Оставшиеся в живых штурмовики и прежде всего новый начальник штаба СА Виктор Лутце поверили своему фюреру на слово. Гитлер удачно провел психологический маневр: чем большую ярость вызывали Гиммлер и Геринг своими экзекуциями, тем отчетливее просматривалось стремление его, Адольфа Гитлера, к справедливости.
«Речь сейчас не идет о расстрелах, осуществленных по приказанию фюрера», — писал в те дни Лутце.
Он вполне серьезно полагал, что Гитлер приказал расстрелять лишь шестерых лидеров СА.
Гиммлер и Геринг в ночь с 30 июня на 1 июля стали уговаривать Гитлера пожертвовать Рёмом. Фюрер привык принимать сторону сильнейших. Поэтому те, кто и на этот раз поверил его обещаниям, проиграли.
Об этом догадывался человек, пробиравшийся весь в крови сквозь лесные заросли в районе Потсдама, падавший на землю и снова встававший, держась за стволы деревьев. Это был обер-лейтенант в отставке Пауль Шульц, принимавший в свое время участие в реорганизации СА после путча Штеннеса, друг Грегора Штрассера.
По странной логике вещей Шульц, один из ярых противников гомосексуалиста Рёма, был признан в результате событий 30 июня чуть ли не его сообщником. За ужином он был арестован «пятью молодыми парнями в гражданской одежде, причем кое-кто из них был без воротничков и галстуков, но с пистолетами в руках». Шульц был доставлен в комнату номер 10 гестапо, откуда его вывезли в открытой автомашине в сопровождении трех человек в сторону Потсдама, где намеревались пристрелить «при попытке к бегству». Поскольку была суббота и на дорогах скопилось много автомашин, гестаповцы свернули на трассу, ведущую в Лейпциг. Найдя более или менее удобное место, они приказали ему выйти из машины. Тут Шульц бросился бежать. По нему открыли огонь и одна из пуль попала в спину, но ранение оказалось несмертельным. Шульц упал и не двигался, изображая убитого. Когда его преследователи пошли к автомашине за брезентом, в который собирались завернуть труп, Шульц вскочил и что было сил побежал прочь.
С трудом преодолев несколько сотен метров, он кинулся в противоположном направлении, чтобы сбить преследователей. Оказавшись на окраине деревни Зеддин, заметил автомашины с прожекторами, ощупывавшими прилегающую местность, и спрятался за ближайшим сараем. Пролежав некоторое время, Шульц пробрался к речке Нуте и спрятался в камышах, где смыл кровь. Тут он вспомнил, что один из его хороших знакомых — контр-адмирал Любберт, вышедший на пенсию, недавно поселился в Берлине и вряд ли был известен полиции. Ему повезло: адмирал укрыл беглеца. Гестаповцы и эсэсовцы, прочесавшие на следующий день весь район с привлечением местных жителей, обнаружили только кровавое пятно за сараем.
У Шульца были друзья, имевшие связь с Гитлером, чем он и решил воспользоваться. Написав карандашом письмо, сумел передать его фюреру. Гитлер пообещал сохранить жизнь старому боевому товарищу и обеспечить его безопасность. Но Шульц, хорошо знавший фюрера, не поверил ему и не решался выйти из укрытия. Друзья долго его уговаривали. Дело окончилось тем, что Гитлер в конце концов выслал его из Германии.
Настроение Гитлера менялись очень быстро. Если утром 1 июля он собирался сохранить жизнь своему единственному другу Рёму, то после обеда, поддавшись на уговоры Геринга и Гиммлера, отдал распоряжение бригадефюреру СС Теодору Айке ликвидировать его. Но и в этом случае понадеялся, что Рём избавит его от необходимости отдать приказ о расстреле, уйдя из жизни. Получив соответствующую инструкцию, Айке приготовил пистолет с одним патроном, который намеревался вручить шефу СА. В сопровождении штурмбанфюрера СС Михаэля Липперта и группенфюрера СС Шмаузера он выехал в «Штадельхайм».
Когда они в три часа дня оказались у директора тюрьмы Коха, тот опять не поверил на слово и позвонил министру юстиции Франку. Поскольку и тот разделил сомнения Коха, Айке вырвал телефонную трубку из рук директора тюрьмы и прорычал, что это дело господина министра вообще не касается, так как он получил распоряжение от самого фюрера, чего вполне достаточно. После этого Кох вызвал старшего надзирателя Лехлера и распорядился провести всех троих в камеру номер 474.
Рём сидел на нарах, раздетый до пояса, и лишь слегка повернул голову, когда в камеру вошел Айке, заявивший: «Ваша жизнь кончена. Фюрер дает вам шанс подвести ее итоги».
Затем он положил на столик пистолет и последний экземпляр газеты «Фёлькишер беобахтер» с заголовками, набранными крупным шрифтом: «Рём арестован и находится под стражей — чистка в СА». Айке дал Рёму десять минут на размышление и вместе со своими подручными вышел из камеры.
Четверть часа трое эсэсовцев ждали в коридоре около двери камеры, но выстрела так и не услышали. Айке посмотрел на часы и вынул пистолет, то же проделал и Липперт. Бригадефюрер распахнул дверь камеры и крикнул: «Начальник штаба, будьте готовы!»
Посмотрев на Липперта, Айке увидел, что пистолет дрожит в его руке, и прохрипел: «Не торопись и целься спокойно».
Прогремели два выстрела, Рём упал на пол и простонал: «Мой фюрер, мой фюрер».
«Об этом вы должны были думать раньше, теперь уже поздно», — с издевкой произнес Айке.
