Как только ему удалось приспустить ее халатик с плеч и открыть взгляду край белой ночной рубашки, лукавая улыбка соблазнителя расплылась по его лицу.
– Я так и думал, что ты выберешь на ночь одеяние девственницы, но ведь ты уже не девственница, моя женушка.
Мерседес резко встала, повернулась к нему лицом и развязала тесемки рубашки плохо слушающимися пальцами.
– Делай со мной, что тебе нужно, Лусеро, и кончай с этим побыстрее.
– О, какая маленькая храбрая мученица! Тогда почему, если ты испытываешь ко мне отвращение, тебя так возбуждает…
Ник не закончил фразу, а решил на деле показать, что он имел в виду.
Его пальцы коснулись кружевной оборки ее рубашки, спустились ниже и стали гладить кончики ее грудей, рельефно натягивающих полупрозрачную ткань.
Она отпрянула, рассерженная, но не раньше, чем острое наслаждение буквально пронзило ее тело. Соски отреагировали на его прикосновение, мгновенно отвердев.
Она ощутила ноющую, но сладостную боль в груди и где-то в глубине живота.
Мерседес знала, что он догадывается о ее ощущениях. Вероятно, ему было известно заранее, что она почувствует, когда он дотронется до нее. Слезы досады и стыда за себя готовы были вот-вот пролиться из ее глаз, но усилием воли она сдержала их.
И руки ее остались неподвижными, хотя ей пришлось бороться с отчаянным желанием закрыть ими от его взгляда свое предавшее ее тело.
– Уступи мне, Мерседес. Ты же сама знаешь, что твое тело жаждет того, что я могу дать тебе.
Его руки теперь гладили ее руки. Потом он потрогал ее ключицы, наблюдая с интересом, как каждое его прикосновение заставляет ее учащенно дышать.
С некоторым раздражением он произнес:
– Как старается моя жена скрыть свою чувственность… спрятаться, как улитка в раковине.
– Я больше не боюсь тебя, Лусеро!
– Ты готова исполнить свой долг, не так ли? И не более того?
Он продолжал дразнящую ласку, чувствуя под тканью горячую ее плоть. Затем Ник принялся гладить ее нежную шею там, где ощущалось бешеное биение пульса, несмотря на ее внешнюю холодность.
– А что еще ты хочешь получить от меня? Чтобы я увивалась вокруг тебя, плясала, как ведьма на костре, наподобие твоих шлюх?
– Забудь про моих шлюх! У нас с тобой все по-другому. Ты не должна вспоминать про них при мне, поняла? – Он произнес это сквозь зубы, начиная терять терпение.
– Принимая во внимание, что свидетельство твоих прошлых утех спит в соседней комнате, не вспоминать о них довольно трудно.
Глаза Николаса сощурились до маленьких щелочек. Вид его был грозен.
– Я думал, что ты рада появлению в доме ребенка.
– Я… да, я рада. Но я не хочу ссориться с тобой из-за Розалии. Она лишь невинная жертва. Но я тебя не понимаю в последнее время – если когда-нибудь вообще понимала. Я не могу быть похожей на Инносенсию и прочих…
– Ты не должна быть похожей ни на кого на свете! Ты моя жена!
Ник прижал ее к себе одной рукой, а другой ухватил за волосы, сжав несколько прядей в кулаке, повернул лицо Мерседес к себе, чтобы наградить ее пылким и властным поцелуем в губы.
Когда его горячий ищущий рот слился с ее ртом, а язык проник внутрь, она не сопротивлялась, а подчинилась его порыву. Он раздвинул ее губы, и их языки сплелись, затеяв свою игру. Ее руки вскинулись вверх, ладони уперлись ему в грудь, не отталкивая его, но и не обнимая.
Она хотела бы остаться безучастной, позволить урагану его страсти миновать ее, но это оказалось невозможным. Обожженная пламенем, бушевавшим в нем, вдохнув запах его пота, порожденного вожделением, Мерседес ощутила, что рассудок покидает ее. Она слышала, словно бы издалека, его голос, вкрадчивый и манящий, шепчущий слова любви ей на ухо, перемежая их поцелуями. Как могла она противостоять этому напору!
Медленно, очень медленно Николас выпрямился и взглянул на нее сверху вниз с высоты своего роста. Грубое и неоспоримое доказательство его желания беззастенчиво упиралось ей в живот. Он дышал с трудом и дрожал от похоти. И все же она не ответила ему встречным порывом, заставляя себя сохранять пассивность.
– Черт побери! Брось притворяться! Покажи, какая ты есть на самом деле! – со злобой процедил он и каким-то хищным, дикарским движением вскинул ее на вытянутых руках и понес в свою спальню.
Ногой Николас затворил за собой дверь, шагнул к кровати и швырнул ее на простыни, словно тряпичную куклу. Затем он скинул рубашку и приспустил штаны, которые стали невыносимо тесны для него.
Он оскалился в недоброй ухмылке.
– Убедись сама, как ты действуешь на меня. Мужчины, к сожалению, не имеют возможности скрыть свое желание.
Ник отбросил панталоны в сторону и опустился рядом с ней на кровать, задрал подол ее ночной сорочки и сквозь зубы выругался при виде того, как ее стройные ноги невольно плотно сдвинулись.
Вот так и было, когда Лусеро брал ее. Ник ясно представил это себе. Мерседес бессознательно вела себя так с мужем в постели, зная, что он возьмет ее силой, а потом покинет ради развлечений на стороне. Но грубый беспутный Лусе не должен служить Нику примером.
Он резко осадил себя, не позволив похоти взять над ним верх. Он вернул подол ее рубашки на прежнее место в знак уважения к ее стыдливости. Ее тайны теперь укрылись от его глаз, но не от пальцев.
Ник гладил, ласкал ее бедра, чарующее углубление на ее животе. Он обводил кончиками пальцев вокруг него, пока ее напряженные мышцы не расслабились и трепетом не отозвались на его игру. Тогда ладонь его взялась за дело, и не осталось ни одного местечка на ее теле, которого бы она не коснулась и не погладила. Когда рука Ника оказалась у нее между ног и начала там дерзко хозяйничать, Мерседес уже не в состоянии была пребывать в неподвижности. Ее спина изогнулась, бедра слегка раскрылись в то время, как пятки с силой уперлись в мягкий матрац.
Она закрыла глаза, отдаваясь воле чувств.
Николас играл с золотистыми завитками волос, глядя, как она вздрагивает от каждого его прикосновения.
– Ты же хочешь меня? Промолви хоть словечко, дорогая.
Мерседес уперлась затылком в подушку и отказалась откликаться на его поддразнивание. Он был достаточно опытен, чтобы без слов понять, что с ней происходит.
Она ощутила, как горячая влага смачивает ее лоно, как бы готовя его к вторжению мужа. Так было с ней и в прошлый раз.
Ее ответная и столь быстрая реакция доставила ему удовольствие, а она вовсе не желала этого.
– Упрямая женщина, – пробормотал Ник, развязывая ленточки на вороте ее скромной ночной сорочки. Покончив с ними, он расстегнул пуговки на рукавах. – Сними это тряпье, – приказал он.
Она не пошевелилась, отказываясь раздеваться догола на его глазах, как какая-нибудь шлюха в притоне.
– Ты слышишь меня, Мерседес? – в его голосе появилась сталь.
Его пальцы принялись настойчиво массировать потаенный бугорок, скрытый золотистыми волосами.
Безумная боль возникла в ней, ввергнув в пугающий водоворот новых для нее ощущений. Сквозь опущенные веки Мерседес чувствовала на себе его обжигающий откровенный взгляд, пронзающий ее насквозь – распластанную перед ним, отданную полностью в его власть. Это было невыносимо и… недопустимо.
Чтобы прервать затянувшуюся пытку, Мерседес приподнялась, продела голову в вырез рубашки, сорвала с себя легкое одеяние, уронила его к подножию кровати и вновь откинулась на подушки, удовлетворенная, что он убрал терзающую ее, дразнящую руку.
Ее золотистые волосы, словно разметавшиеся взрывом, окутали их обоих, распространяя волны ароматов – лаванды, мускуса и разгоряченной женственности.
