– Мне не надо напоминать о моем долге. Я посвятила свою жизнь Гран-Сангре, работая наравне с пеонами, торгуясь с перекупщиками и давая взятки правительственным чиновникам. Я делала все, что положено делать мужчине. Я даже однажды поставила к стенке французского полковника…
– И расстреляла? – Его брови в изумлении вскинулись вверх.
– Обстоятельства заставили меня изучить, как пользоваться двустволкой Ле-Фуше твоего папаши. Не так уж трудно из отличного ружья поразить цель.
– Но надо иметь мужество… – он, не скрывая любопытства, перегнулся к ней и уставился Мерседес в лицо, – …убить!
Последнее слово повисло в тишине.
– Я его пощадила.
– Пощадишь ли ты меня, если я потребую того, что хочет мужчина от женщины? Или направишь дуло ружья в мою грудь?
Он сжал ее руку в своей. Она не противилась.
– Твои ручки такие маленькие и нежные – руки настоящей госпожи. Поэтому они и могут сделать из любого мужчины раба. Ты знаешь, на что способны твои ручки, Мерседес? Ответь мне…
Она молчала, а он, вместо того чтобы заняться остывающей едой, начал рассматривать ее руки.
Не было на них длинных заостренных ноготков, кожа на пальцах и ладонях была жестче, чем подобало женщине ее происхождения и положения. Все, что за годы его отсутствия обрушилось на поместье Гран- Сангре, оставило след на этих нежных руках.
Изучение, которому Лусеро подверг ее руки, смутило Мерседес. Она не могла скрыть от него биение участившегося пульса.
– Я уже говорила тебе, что мне пришлось работать вместе с пеонами, – объяснила она, как бы извиняясь за недопустимый для благородной сеньоры загар на коже. – В поместье остались работники, кому уже больше шестидесяти или зеленые юнцы. А крепкие мужчины или ушли в горы к хуаристам, или их расстреляли французы.
– Как тебе повезло, Мерседес, что я не старик и не зеленый юнец, а полный сил и желания мужчина…
– Мне не нужен мужчина в постели… Поместье нуждается в хозяине.
– Одно не исключает другого. Я хочу, чтобы гасиенда стала моим настоящим домом.
– Ты не заслуживаешь этого и не достоин именоваться хозяином Гран-Сангре.
– Я наследник и имею все права на гасиенду.
– Право на нее ты потерял, как и твой расточительный родитель, оставив меня, больную мать и пеонов на милость бандитов-хуаристов.
– Французы пришли сюда не без моего участия! – усмехнулся Лусеро.
– Не знаю, насколько ты помог им в победоносном нашествии, но при французах нам не стало лучше.
– Как бы я желал пообещать тебе, что скоро наш дом станет полной чашей.
– Бесполезно мне что-либо обещать. В чудеса я не верю, хотя хотела бы. Надеюсь, что одно чудо все же свершится.
– Догадываюсь, о каком чуде ты говоришь – чтобы я растаял, как дым, скрылся с глаз долой.
– Я уже сказала, что не верю в чудеса, – ледяным тоном отозвалась Мерседес, и это заставило его наконец отпустить ее руку.
Он откинул голову, добродушно рассмеявшись:
– Но для чего же я проскакал тысячу миль, откликнувшись на призыв своей осиротевшей семьи? На зов крови, в конце концов!
Он вдруг отбросил напускную веселость, как надоевшую ему маску, и мгновенно стал серьезным.
– Мой отец прекрасно понимал, что не исполнил долга перед семьей. Я не собираюсь идти по его стопам.
«Вот твой шанс! Воспользуйся им!» – подумала Мерседес.
– Мы должны обсудить, что означает слово «обязанности». У меня было много времени в твое отсутствие поразмышлять об узах брака, которыми мы связали себя по недоразумению.
В его глазах загорелся огонек. Ему стало интересно.
– При чем здесь наш брак?
– На самом деле нет никакого брака.
– В какой-то степени ты права, – великодушно согласился он. – Я был в отсутствии, выполняя свой долг перед императором и страной. Но сейчас я вернулся и готов… завершить дело, расплатившись с… иными долгами.
Он заметил, как запульсировала жилка на ее шее. Ее щеки мгновенно покраснели. Румянец смущения был ясно виден даже на тронутой загаром коже.
– Мы с тобой совершенно чужие люди. Ты не можешь въехать на боевом коне в мою жизнь после долгих лет разлуки и рассчитывать на то, что я встречу тебя с распростертыми объятиями и приглашу в свою постель. Я тебя не знаю. И никогда не знала…
Она еще больше покраснела.
– Нашу первую брачную ночь ты провел в постели любовницы. Неужели я должна быть тебе благодарна за это? И за короткое время нашего супружества я так и не поняла, кто ты – мой муж или насильник…
– В библейском смысле этого выражения – «да», – прервал он ее. – Но сейчас я намерен исправить ошибку. Кстати, – тут он лукаво улыбнулся, – как поживает Инносенсия? Скажи, раз уж ты про нее вспомнила.
Мерседес выпрямилась, словно струна, натянутая в арбалете. Ее лопатки уперлись в прямую спинку стула. Вся гордость испанских предков, унаследованная ею по отцовской линии, и моральные устои, переданные ей матерью-англичанкой, отразились на ее лице, которое моментально стало похоже на высеченную из камня маску.
– Инносенсия прибудет из гасиенды Варгаса завтра утром и очень обрадуется твоему возвращению.
– Но тебе моя встреча с ней не доставит удовольствия, не так ли? – Он нарочно не оставлял эту тему в беседе. Ему было любопытно, к какому финалу придет их разговор.
– Она желает спать с тобой, а я – нет. Вот главное различие между нею и мной, на взгляд тупого, самоуверенного мужчины…
– Каким я тебе кажусь, – подхватил он ее мысль. – Меня часто упрекали за излишнюю самоуверенность, но за тупость – никогда. Твои желания, Мерседес, или мои – все равно их не надо принимать в расчет. Ты – моя жена, а не Инносенсия. Твоя обязанность – принять супруга в постели и обеспечить поместью Гран- Сангре законного наследника.
Он откинулся на спинку стула, наблюдая не без некоторого ехидства, как явственно забился ее пульс, как потоки крови понеслись по артериям, скрытым под тонкой кожей.
Лусеро протянул руки и потрогал сначала ее волосы, настолько насыщенные электричеством, что, казалось, могут притянуть молнию, а потом и горячие от смущенного румянца щеки.
– Я не думаю, что зачать наследника будет так трудно. Для меня это будет приятной работой, как и для тебя. Я в этом уверен.
Она смочила пересохшие губы вином, но не смогла проглотить больше ни глотка. Если б он не находился от нее так близко, она могла бы еще как-то собраться с мыслями, найти достойный ответ.
«Будь он проклят! Я встречалась с ордой вооруженных наемников, но никогда не была так беспомощна».
Все эти мужчины, жаждущие обладать ее телом, были совсем чужие и не имели на нее никаких прав. Но он – ее супруг, и на его стороне закон. Если она не убедит его мирно отказаться от своих притязаний, то должна будет или покориться, или воевать.
«Надо быть рассудительной и не слишком дразнить его», – решила Мерседес.
– Я понимаю свое чувство долга так, как понимала его моя мать.
– В этом и вся загвоздка! У мексиканцев иные понятия о супружеских обязанностях.
Это его замечание разъярило ее, зажгло огонь в зрачках.
– Моя мать, выйдя замуж за дипломата, покинула родной дом и свою страну, чтобы следовать за
