— Ты принимаешь все на веру, англичанка.
— Меня зовут Эмерелд Фитцжеральд Монтегью. Я наполовину ирландка! — Девушка упорно стояла на своем. Солнце высушило ее полотняную рубашку, и пряди темных волос вокруг лица снова стали превращаться в пушистое облако.
Шон рассмеялся, искренне удивленный:
— Твоему отцу лучше не слышать, как ты это говоришь.
По лицу Эмерелд словно пробежала тень.
— Ты знаешь моего отца? — Она чуть поежилась, не сознавая этого.
Знаю его? Он преступал закон вместе с моим отцом, когда я еще не появился на свет. Наши отцы неразрывно связаны между собой не только семейными узами, но и кошмарным сплавом контрабанды, воровства, пиратства и прочей мерзости, начиная от взяточничества и кончая предательством.
— Ты его боишься?
— Он пугает меня, — призналась Эмерелд. И серьезно добавила в свое оправдание: — Отец пугает не только меня, но и моего брата Джонни. Его даже еще больше, чем меня.
Это признание нашло отклик в душе Шона. Как мог, во имя Отца, Сына и Святого Духа, Уильям Монтегью породить такое изысканное создание, похожее на эльфа? Хотя девушка была готова довериться ему, Шон держался настороже. Он говорил с дочерью Монтегью, английской аристократкой и, следовательно, исконным врагом ирландцев. Хотя О'Тулы и Монтегью сотрудничают вот уже двадцать лет, но все это только ради выгоды. Шон инстинктивно чувствовал, что партнеры едва выносят друг друга.
— Но моя мама — ангел. Она защищает нас от его гнева. Отец так сердится, что его лицо багровеет. Тогда она уводит его наверх, чтобы успокоить. Мама наверняка околдовывает его своими ирландскими заклинаниями, потому что, когда они спускаются вниз, отец всегда спокоен.
Шон мог только догадываться о том, что приходится переносить молодой и красивой Эмбер[2] Фитцжеральд, чтобы защитить своих детей.
— Тирана невозможно ублажить, — с отвращением произнес он.
— Но он и есть тиран. Отец никогда не разрешает маме съездить в Ирландию погостить, но она уговорила его отпустить нас на Англси в начале лета, пока он будет заниматься делами Адмиралтейства в Ливерпуле. Это всего в паре часов отсюда. Дом просто чудесный. Там есть сторожевая башня. Моя мама часами смотрит оттуда на свой любимый Изумрудный остров[3], наблюдает за кораблями. Это очень далеко?
— Дублин расположен по прямой в пятидесяти — шестидесяти милях отсюда… Сегодня мы прошли это расстояние за рекордное время.
— Ты по делам Адмиралтейства?
«У нас здесь чертовски интересное дельце», — подумал Шон.
— Да, по делам, — кивнул он, гадая, известно ли ей о подвалах для контрабанды, расположенных под большим домом. Шон надеялся, что нет, ради ее же безопасности. Он взглянул на дом, что стоял наверху на скале. Эмбер наверняка знает о нелегальных грузах. Со сторожевой башни она должна видеть, как приходят и отходят корабли.
Последний раз на Англси был его брат, Джозеф, пока Шон плавал в Ливерпуль. Но сегодня понадобились они оба, чтобы таскать тяжелую контрабанду, и кто-то похладнокровнее Джозефа, чтобы провести таможенников. После того как они выгрузили товар и заменили его другим, Джозеф предложил Шону осмотреть остров.
— Не торопись. Команда так наработалась, что, я думаю, им надо дать часок поплавать, прежде чем мы отправимся домой. Здесь весной тепло, как летом.
Подозрение, словно удар, ошеломило Шона. Что там, черт возьми, делает Джозеф, пока матросы плавают, а он сам бродит по острову? Шон резко сел.
— Твоего отца ждут сегодня?
— Нет, хвала небесам. Иначе я бы не осмелилась играть в пещере, а мама не пела и не надела бы свое шелковое платье.
Подозрения Шона переросли в уверенность. Джозеф точно встретился с Эмбер во время своей поездки на Англси, когда ее муж был в отъезде. Брат старше его на два года, но у него не те мозги, с которыми родился Шон. Молодой человек вскочил на ноги и бросился бежать. Возможно, ему удастся предотвратить неприятности.
— Куда ты бежишь? — изумленно воскликнула Эмерелд.
— На пожар, — бросил он через плечо.
Девушка рассмеялась. Шон говорил такие удивительные вещи. Это и правда волшебное место, где мечты становятся реальностью. Ей явился ее принц, и он оказался ирландцем. «Точно такой, каким ему и следовало быть, — сказала она самой себе. — В один прекрасный день он приплывет на своем большом корабле, мы отправимся в Ирландию и будем счастливо жить до конца наших дней». Эмерелд коснулась пальцами воды и от наслаждения задрожала.
И Эмбер Фитцжеральд задрожала от наслаждения, когда Джозеф О'Тул, играя, взял пальцы ее ноги в рот и начал посасывать. Они распростерлись на большой кровати, отдыхая после страстных объятий.
— Прожорливый мальчишка, — промурлыкала она, — собираешься съесть меня, а?
Его глаза потемнели.
— Я тебя съем, — поклялся он, и темноволосая голова медленно двинулась вдоль ее матовых бедер.
Эмбер застонала.
— Этой ночью ты снился мне, Джозеф.
— Значит, ты так же голодна, как и я.
— Разве это странно после восемнадцати лет брака без любви?
Джозеф, почти касаясь горячими губами ее лона, прошептал:
— Повтори еще раз, что я твой первый любовник!
— Это правда. Муж так ревнив и подозрителен, он охраняет меня, как дракон. Следит, как ястреб.
— Старый Монтегью больше похож на стервятника, чем на ястреба.
Эмбер пронизала дрожь, но вовсе не из-за нетерпеливых уст Джозефа. Монтегью в самом деле был стервятником, пожиравшим ее тело и душу. Но прежде чем поглотить, он наказывал ее. Наказывал за то, что она красива, молода, и за то, что она ирландка.
Ее резкие слова, исполненные отвращения к своему мужу — английскому аристократу, превратили плоть Джозефа в мрамор. Он наслаждался, наставляя рога этому старому быку. Ветвистое украшение ему подойдет. Монтегью насиловал англичан, насиловал ирландцев и людей любой другой национальности, чтобы получить взамен деньги. Так что это расплата. Теперь он имел Монтегью. Но Джозеф забыл обо всем, накрывая своим телом пышные формы Эмбер. Она необыкновенно красива, так жаждет любви, и тело ее словно спелый плод.
Когда любовник вошел в нее, Эмбер изо всех сил старалась продлить удовольствие. Ей хотелось, чтобы эти страстные объятия продолжались бесконечно. Но Джозеф был слишком неопытным и сильным, чтобы тянуть наслаждение. Он быстро и яростно погружался в нее, потом его спина выгнулась, еще три резких толчка, и все кончилось. Эмбер подчинилась желаниям его молодого тела. Когда все внутри нее содрогнулось, взорвалось и забилось, она впилась в его тело и закричала:
— Джо, Джо, Джо!
Шон уже собирался переступить порог спальни, когда услышал этот крик и понял, что опоздал. Вред уже был причинен. Все, что ему оставалось делать, это не трогать их, пока они наслаждаются последними минутами страсти. Ему хотелось поколотить Джозефа за его рискованный поступок, но крик наслаждения молодой женщины, казалось, был исторгнут из самого сердца, так что у него не осталось сомнений, что эти моменты экстаза выпадают на ее долю не слишком часто. Какой от этого вред? Что плохого в том, что женщина ищет немного радости в своей рабской жизни?
Шон вышел из дома и направился к длинному каменному молу, где пришвартовалось его судно «Месяц». Матросы увидели его и поднялись на борт. Все они были родственниками: племянники, дядья, двоюродные, троюродные и четвероюродные братья. Дедом Шона по материнской линии был Эдвард Фитцжеральд, граф
