расстегнет их, одну за другой. Он поставил коньяк перед женой и отвел от щеки ее длинные волосы.
— Глотни-ка, моя женщина, и в животе у тебя вспыхнет пламя.
— Вот что у тебя на уме. — Она подхватила графин и отнесла его к постели. — Сначала нам надо поговорить. — Увидев, как разочарование пробежало по его все еще красивому лицу, жена пообещала: — После того как поговорим, мы выпьем с тобой коньячку, как делали это в нашу первую брачную ночь.
Шеймус покачал головой, вспоминая:
— Это неприлично, что мы все еще любим друг друга после двадцати двух лет брака. — Пуховая перина прогнулась под его тяжестью.
— Скандал, — согласилась жена, ложась под простыню и придвигаясь к его краю кровати. Она потерлась щекой о кудрявые черные волосы на его руке, пока он обнимал ее. — А теперь поговорим о праздновании дня рождения, — начала она.
Шеймус, дразня ее, тяжело вздохнул:
— Не начинай снова. Я готов поклясться, что эти двое чертенят занимают все твои мысли, когда ты не спишь.
— Да неужели? А кто это купил два новых судна в качестве подарка ко дню рождения?
— Они просто красавицы, Кэтлин. Эти шхуны плывут быстрее ветра. Пора уже им обзавестись собственными кораблями. Джозефу исполнится двадцать один. Странно, они почти ровесники, но так же не похожи, как мел и сметана.
— Это потому, что они родились под разными звездами. Созвездия определяют нашу сущность. У наших сыновей разные характеры. У Джозефа горячая голова, и он слишком быстро обижается.
— Да, он заводится с пол-оборота. Его кулаки всегда наготове, чтобы съездить кому-нибудь по физиономии.
— Шон рассудительнее. Он всегда подумает, прежде чем что-нибудь сделать. — Мать была явно неравнодушна к Шону. — Красивый парень с врожденным очарованием. Девушки сходят по нему с ума и не оставляют его в покое. У него отличное чувство юмора и в запасе всегда есть истории от самых изысканных до грубоватых. Он может быть веселым, грубым, непристойным, жестоким, остроумным, очаровательным или самокритичным с одним и тем же желаемым результатом. Забавляя себя, Шон веселит других.
— Прежде чем броситься в драку, Шон думает об этом, разрабатывает стратегию и только потом полностью отдается бою. — «А результаты могут быть разрушительными», — закончил Шеймус про себя.
— До их дней рождения осталось меньше недели. Чтобы хорошо отпраздновать, надо все спланировать, Шеймус. Так как день рождения Шона приходится на субботу, а у Джозефа на понедельник, логично было бы отпраздновать в воскресенье, но это кажется мне богохульством.
— Ни в коей мере. Разве мы не протестанты?
Глаза Кэтлин округлились.
— Ну, раз ты так говоришь, Шеймус.
— Что ж, это мое слово, и если с этим решено… — Его пальцы расстегнули первую пуговицу на ее рубашке.
Жена остановила его руки:
— Мы еще не закончили.
Он заворчал:
— Мы еще и не начинали.
— Мне надо все подсчитать, чтобы разослать приглашения. Одних Фитцжеральдов будет больше пятидесяти.
— Ты же не пригласишь их всех? — в ужасе спросил Шеймус.
— А что ты имеешь против Фитцжеральдов? Ну-ка скажи мне, если можешь. — В глазах женщины загорелся огонек.
Желая смягчить свои слова шуткой, Шеймус открыл рот и пустился в объяснения:
— Что ж, я не возражаю против твоего отца и, конечно же, против парней из команды, но все эти бабы, что руководят твоей семейкой, они же хуже вшей!
— Что я могу сделать, если мужики умирают, а женщины процветают? Тебе бы следовало поблагодарить за это небеса. Твой сын Джозеф станет графом Килдэрским, когда мой отец умрет, да простит меня Господь за то, что я произношу это вслух.
— Я не хотел расстроить тебя, моя красавица. Конечно, мы должны пригласить твоих сестер.
— И моих племянниц, кузин и тетушек.
Шеймус тяжело вздохнул:
— Но одна из них считает себя кельтской принцессой и кутается в пурпурную вуаль.
— Это Тиара. Она не в себе.
— Они все не в себе, черт побери!
— Ты даже не знаешь их имен, — обвинила мужа Кэтлин.
— Конечно же, знаю, — примирительно отозвался тот. — Это Мэг, и Мэгги, и Мэген, и там еще эти со своими причудливыми именами, взятыми у полудрагоценных камней, — Опал, Берилл, Эмбер…
— Эмбер-то как раз и вышла замуж за Уильяма Монтегью. Я уже послала приглашение твоему партнеру, но, помяни мое слово, он явится один. Мне жаль Эмбер.
— Ей некого винить, кроме себя самой. Она вышла за него из-за денег и его аристократического английского имени.
— Кузина была невинной пятнадцатилетней девочкой. Она увидела в этом шанс выбраться из Мейнутского замка, которым правило, да и до сих пор правит, племя женщин по фамилии Фитцжеральд, превосходящее числом народ израилев. — Кэтлин сочла возможным развернуться на сто восемьдесят градусов по отношению к своей семье и согласиться с мужем.
Его объятия стали крепче.
— Если кто и сможет взять верх над Монтегью, так это Фитцжеральд.
— Я в этом сомневаюсь, мой дорогой Шеймус. Я думаю, что это будет кто-нибудь из О'Тулов.
Тогда он поцеловал ее. Как следует. Шеймус не мог больше ждать. Кэтлин была старшей дочерью графа Килдэрского и самой красивой и умной из всех бесчисленных Фитцжеральдов. Она первая и лучшая. Шеймус никогда не выпустит удачу из рук.
В огромной кухне Грейстоунса Мэри Мелоун помешивала овсяную кашу в огромном котле. Когда появилась Кейт Кеннеди и стала искать поднос, Пэдди Берк открыл дверь с улицы и вошел в теплую кухню. На щеках у Мэри заиграли ямочки при виде высокого управляющего.
— Как там погода, мистер Берк?
— Льет как из ведра, миссис Мелоун.
Она положила ему кашу в миску и добавила туда виски.
— Забросьте это в свой желудок, мистер Берк, это порадует ваше сердце.
— Вы слишком добры, миссис Мелоун. Как сегодня ваша зубная боль?
— Значительно лучше, мистер Берк. Я чувствовала себя гораздо хуже много раз, когда мне было и в половину не так плохо.
Кейт Кеннеди накрыла поднос белоснежной льняной салфеткой и подмигнула управляющему:
— Конечно же, намного лучше. Вы выпили вчера достаточно виски, чтобы и мертвого с ног свалить.
— Точно, и это навело меня на мысль, Кейт Кеннеди. Капелька виски не повредила бы, чтобы смягчить ваш язычок. Каково ваше мнение, мистер Берн?
— Не впутывайте меня в это дело, миссис Мелоун, прошу вас. Я не хочу стать уродливым шипом между двух роз.
— Мне бы хотелось немного вашего особого пшеничного кекса для хозяйки, Мэри, — произнесла Кейт.
Повариха с тревогой взглянула на поднос, который готовила экономка.
— Она плохо себя чувствует?
— Ни в коей мере, Мэри Мелоун. Хозяин решил, что она будет завтракать в постели.
Мэри была шокирована:
— Это неприлично!
