Набрав побольше воздуха, ряженая впрыгнула в комнату:
— Хо-хо-хо! Веселого Рождества!
Клинт засмеялся. Если бы он не засмеялся, Ева бы обиделась. Она тоже расхохоталась.
— Я вижу, ты чувствуешь себя лучше.
Его глаза смеялись.
— Ты пошла и срубила елочку, а потом изобрела эти украшения?
— Да нет, елочку принес Санта-Клаус, — улыбнулась она.
— А фазан? Помнится, ты говорила, что не умеешь готовить.
— Нет, я сказала, что мне редко приходится этим заниматься. Моя мать — образцовая хозяйка. Она научила меня готовить.
— Санта-Клаус, ты полон сюрпризов.
Она протянула ему конверт. Клинт открыл его и прочел контракт.
— Что это значит? — спросил он тихо.
Ева улыбнулась и посмотрела ему прямо в глаза:
— То, что для покупателя приемлема цена в сто семьдесят пять тысяч.
— А как насчет «Клуба миллионщиков»?
— Мой подарок тебе значит для меня больше, чем «Клуб миллионщиков». — Она наклонилась и поцеловала его.
— Микробы, — предупредил он.
— Санта-Клаусу не страшны никакие болезни.
Он заключил ее в объятия и отбросил волосы с ее рта. Затем прижался к нему губами. Тем же хриплым голосом, каким он говорил в прошлую ночь, она повторила его слова:
— Я знаю, что тебе нужно.
— Что? — пробормотал он.
— Сауна.
Клинт застонал от предвкушения удовольствия.
— Я уже подложила туда дров. После того как мы съедим фазана, все, что нам останется, — это разжечь огонь.
— Это все дары мне. А что могу подарить тебе я?
Она чуть не умирала от страсти.
— Я что-нибудь придумаю, — прошептала она.
— Я собирался преподать тебе уроки ныряния со скубой, но они бледнеют по сравнению с твоей щедростью.
Она расхохоталась. Подушка на ее животе подпрыгивала вверх и вниз. Она достала ее из-под рубашки и запустила в него.
— Только бесчувственный мачо мог предложить уроки ныряния женщине, которая чуть было не утонула в ледяном озере.
Клинт обнажил в улыбке белые зубы. Ева поняла, что если Клинт Келли будет рядом с ней, она не откажется даже нырнуть со скубой. Она накрыла стол для рождественского ужина, поставила хрустальные бокалы для воды и зажженные свечи. Клинт надел кожаный жилет и церемонно пододвинул ей стул. Фазан оказался вкуснее любой индейки. Жареные луковицы представлялись им не простыми овощами, а изысканными деликатесами. Клинта забавляло превращение Евы из деловой женщины в хозяйку дома. Эта роль в его глазах только добавляла ей очарования. Почему Ева стала такой? Был ли тому виной праздник, или отдаленность от мира, или то, что произошло между ними прошлой ночью? С того момента как он раздел ее, ему стало ясно, что она чувственная женщина, женщина из плоти и крови.
Ева наблюдала за Клинтом. Что было в нем такого, что заставило ее заняться домашним хозяйством? Она полагала, что его мужественность пробуждала ее женственность. У нее не было желания соревноваться с ним, а хотелось только делать его счастливым. Ее мысли перенеслись к родителям, и она поняла, что между ними существовали именно такие отношения. Сьюзи состоялась как женщина, и сразу было видно, что она счастлива. Какое опьяняющее ощущение сознавать, что в твоих силах сделать мужчину совершенно счастливым! В этот момент Ева упивалась своей новой властью.
Времени, которое они проведут вместе, остается так мало.
После ужина Ева взяла яблоко и протянула ему. Эта картина восхитила Клинта. Библейский Адам сказал: «Меня соблазнила женщина». Ну что ж, если Ева Адама была похожа на его Еву, неудивительно, что он поддался соблазну.
— Мы можем вкусить десерт в сауне, — сказал он, вставая и беря ее за руку. Она знала, что он имеет в виду нечто большее, чем яблоки. — Я разведу огонь.
Ева завернулась в полотенце. Клинт был менее скромен. Он открыл дверь в сауну и вошел в темное помещение.
— Нам нужна свеча. — Он не мог заниматься с ней любовью, не видя ее.
Когда Ева вошла в сауну, там было уже тепло. Они словно в кокон погрузились в уютный маленький мирок для них двоих. Вдоль двух стен полки были прибиты на уровне пояса, вдоль третьей — очень низко, а у последней стены полка была поднята высоко, чтобы на нее можно было класть вещи или ложиться для получения максимального жара.
Клинт поставил свечу на выступ и снял с Евы полотенце. Она не сопротивлялась. Когда Клинт прижал ее к себе, она вскрикнула от переполнявших ее чувств и, обняв его за шею, прильнула к нему.
— Обними меня ногами, — потребовал он.
Ева охотно повиновалась, наслаждаясь ощущением его ладоней на своих ягодицах. Когда на его плече выступили капли пота, она слизала их сначала игриво, а потом со все возрастающей страстью.
Ощущение ее языка усиливало желание Клинта. Он поднял ее на верхнюю полку, раздвинул ей бедра. Его рот находился на уровне ее живота. Келли пробежал по нему губами, опускаясь вниз, слизывая капли влаги. Пальцами он открыл нежные розовые лепестки между ее ногами и как зачарованный уставился в центр ее женского естества. Он пожирал ее глазами, затем поцеловал. Не отрываясь от ее расселины, он прошептал:
— Бог мой, какая ты горячая внутри.
Она была горячей, потому что ее пожирало пламя страсти. Она выгнулась, запустив пальцы в его черные волосы, прижимая его рот к своему лону, содрогаясь в сладкой истоме. Он опустился на полку рядом с ней, повернул ее лицом к себе, чтобы видеть ее зеленые, блестящие от желания глаза.
Еве хотелось выразить свою страсть. Она соскользнула с высокой полки, и ее голова оказалась на уровне его колен. Она развела их и, поднявшись на цыпочки, коснулась языком набухшей плоти.
— Хватит, Эви, а то я взорвусь.
Для нее все это было в новинку. Она получала не меньше наслаждения, чем доставляла ему. Клинт соскочил с высокой полки.
— Нет, милая, я так не хочу.
Она смутно поняла, что, хотя Клинту нравилось то, что она делала, он не мог оставаться пассивным. Поставив ее на низкую полку, он прижал ее к стене и со всей силой вломился в нее. Их влажные тела терлись друг о друга, как мокрый шелк, доводя обоих до исступления. Он нарочно замедлил проникновение, чтобы продлить удовольствие. Впереди у них была целая ночь любви.
Тед Барлоу решил взять с собой аэросани. С фургоном, конечно, будет и медленнее, и опаснее, но сани могут пригодиться, если дороги к участку еще не расчищены. Тревор позвонил своей матери. Он хотел рассказать ей, что пропала Ева. Но мать говорила таким жалобным голосом, что Тревор промолчал.
— Ты заболела? — спросил он с беспокойством.
— Нет. Со мной все хорошо. Не волнуйся, Тревор. Я привыкла, что всегда одна. Веселись, сынок. Для меня самое главное, чтобы было хорошо тебе.
Тревора охватило чувство вины. Он, как обычно, разрывался между матерью и Евой. Находиться посередине было так трудно. Накануне, чтобы побыть с матерью, жаловавшейся на недомогание, он не поехал на свидание с Евой. К счастью, ничего серьезного не было. Теперь он был рад, что поехал к матери. Евы-то все равно дома не было. Она, наверное, решила отменить встречу и отправилась показывать
