клиенту недвижимость за сто миль отсюда. Ей бы, конечно, не понравилось, если бы он бросился вслед за ней. Ева Барлоу жила своим умом. Именно это и привлекало его в ней. Его мать была такая беспомощная, что он искал самостоятельных женщин.
Тревор посмотрел в окно. Во дворе Тед Барлоу затаскивал аэросани в фургон. Черт возьми, этот человек невероятно отважен. Он участвовал в спасательных миссиях во время войны с Кореей, и теперь у него явно комплекс героя. Только глупцу придет в голову такая сумасбродная затея: тащиться неизвестно куда в такую ужасную погоду. В телефон он сказал:
— Мне кажется, я тебе нужен, мама. Я буду у тебя через час.
Тревор вышел на улицу и подошел к Сьюзен Барлоу:
— Мама плохо себя чувствует.
— Очень жаль, Тревор.
Тед высунулся из машины:
— Вы едете, Тревор?
Сьюзен ответила за него:
— Его мать больна. Он должен ехать в Каламазу, дорогой.
— Очень жаль. Я позвоню тебе сразу же, как узнаю какие-нибудь новости. Постарайся не волноваться, любимая.
Сьюзен помахала ему рукой.
— Я позвоню вам, если будут новости, Тревор.
Он пожал ей руку:
— Спасибо, миссис Барлоу. Мне очень жаль, я испортил вам Рождество.
— Не беспокойтесь, Тревор. Люди, которых мы любим, для нас важнее всего.
Большая часть шоссе до Ладингтона была засыпана снегом. Тед Барлоу ехал уже больше трех часов. Все было закрыто на Рождество, даже бензоколонки; хорошо, что он захватил канистры с бензином. Шоссе кончалось к северу от Ладингтона. Тед остановился у полицейского участка и объяснил ситуацию. Полицейские сообщили, что поддерживают связь с департаментом шоссейных дорог, а также с мичиганской электростанцией, где сейчас ведутся восстановительные работы. Тед Барлоу показал схему маршрута и объяснил, куда ему нужно попасть.
— Двадцать третьего машины еще ходили. Но вечером все занесло окончательно и движение остановилось.
Полицейские связались с департаментом шоссейных дорог. Выяснилось, что дорогу, ведущую к этому участку, расчистят еще не скоро. Тед попросил телефонный справочник и стал обзванивать больницы. Ни в одну из них не поступала молодая женщина по имени Ева Барлоу. «Это хорошо, — сказал он себе. — Это очень хорошая новость». Полицейский проверил все сводки о несчастных случаях в данном районе с двадцать третьего декабря. Тед выругал себя за то, что не узнал марку машины Клинта Келли, но, по крайней мере, ни Барлоу, ни Келли не фигурировали в полицейских сводках.
Тед был оптимистом и верил, что дочь и ее клиент сидят сейчас в доме живые и невредимые. Их просто занесло снегом, и они не смогли выбраться. О другом варианте он и думать не хотел.
Поступило новое сообщение из департамента шоссейных дорог. Работы будут вестись всю ночь. Шоссе расчистят к утру, а проселочными дорогами займутся потом. Тед Барлоу раздумывал, как поступить: остаться до утра в полицейском участке и отправиться с первой снегоуборочной машиной или поехать к участку на аэросанях. Конечно же, на санях. Он достал из фургона канистру и поставил под сиденье. Полицейский пытался отговорить его, но махнул рукой: он понял, что Теда сейчас убеждать бесполезно. Если бы пропала его собственная дочь, он бы сделал то же самое. Тед переоделся в спортивный костюм, надел защитные очки и кожаные перчатки. Видимость была хорошей, но он продвигался медленнее, чем обычно. Аэросани хорошо скользят по свежему снегу или когда на снегу образуется ледяная корка; в этот же день солнце чуть пригрело, снег сделался мокрым и тяжелым. Он повторял себе снова и снова, что ехать до участка около двадцати миль. Когда сани попали в особенно слякотное место и увязли, он слез и вытащил их своими руками.
«Странная штука жизнь», — подумал он, покачав головой. Его сын не мог приехать домой на Рождество, так как был командирован в Южную Корею. Хотя войны не было, он летал на реактивных самолетах очень близко от границы с непредсказуемой Северной Кореей. До сегодняшнего дня Тед думал только о сыне, об опасности, которая грозила ему. И вот тебе на! Пропала Ева, и где? В старом, спокойном Гранд-Рапидсе, месте, известном своей безопасностью и благонадежностью.
Тед вознес молитву за обоих своих детей.
Ева сидела у камина. Она так расслабилась после сауны и занятия любовью с Клинтом, что не могла, да и не хотела пальцем пошевелить. «Наверное, грешно чувствовать себя такой счастливой», — подумала она. Еве никогда раньше не приходилось быть отрезанной от мира; несомненно, это имело свои преимущества.
Только сейчас она осознала, что до сих пор находилась на грани срыва. Стрессы от жизни в большом городе и постоянного соревнования с миром мужчин сделали ее нервной. Теперь, наконец, она чувствовала себя в согласии с самой собой.
Клинт стоял, глядя в окно. Он понимал, что их идиллия скоро кончится. Весь день не было снега, и к завтрашнему утру дороги будут расчищены. Он смотрел на лес, на озеро. Его радовало, что скоро все это будет принадлежать ему. Клинт купит этот участок, сколько бы он ни стоил. Он нашел здесь нечто очень ценное — мир и покой, которые действовали на него целительно. Он любил свою работу и не хотел другой, но говорят, что постоянное нервное напряжение подтачивает организм.
После борьбы с большими пожарами, когда он побеждал их и знал, что его люди в безопасности, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Этот дом, эта земля не только очищали его, они восстанавливали его жизненные, силы и заряжали энергией. А женщина, находившаяся с ним в комнате, наполняла его восхитительным чувством всемогущества.
Но настроение сегодня было скверным, и Клинт не знал почему. Он только что нашел дом своей мечты — почему же он не танцует джигу? Ответ был прост: его сердце ныло, потому что в его картине счастья не хватало одной детали. В этот момент все было прекрасно, но, когда Ева уедет, в его сердце станет пусто. Он не хотел, чтобы время, проведенное ими вместе, кончилось.
Он не хотел отпускать ее!
Клинт отвернулся от окна. Его лицо просветлело, когда он увидел Еву, свернувшуюся у огня и тихонько посапывающую.
— Мне нравится это место… Раздели его со мной, Эви, — произнес он вслух.
Глава 8
Ресницы Евы затрепетали, и она открыла глаза. Магия развеялась, идиллия кончилась. Он произнес слова, которые прозвучали похоронным маршем в симфонии их близости. Реальность внезапно обрушилась на них.
Она вскочила с кушетки и подбежала к нему. Клинт, стиснул ее в объятиях. Она прижала палец к его губам, но слишком поздно. Слова были произнесены, и их нельзя было вернуть обратно.
Ева мучительно подыскивала ответ. Что сказать этому человеку, спасшему ей жизнь, любившему ее? Она должна была найти нужные слова. И не находила. Ева чувствовала себя виноватой. Не в том, что она сделала, — она никогда не испытает ни малейшего укола совести из-за этого, ни малейшего сожаления. Но в том, что их отношения не могут продолжиться. А Тревор? Как же он? Ева предала его доверие и открыла для себя другого мужчину, затмившего Тревора в ее глазах: Еще хуже было то, что ее непреодолимо притягивали сила и мужественность Келли, ощущение его власти и превосходства. Бедный Тревор с его мягкостью, добротой и пониманием отошел на второй план.
Клинт пристально смотрел на Еву. Он с самого начала знал, что эта женщина предназначена другому, однако соблазнил ее. Для него это было честной игрой. Он был мужчина, она женщина, и им было хорошо вместе. Для самца-хищника только это и имело значение. Он решил, что если не сможет отбить Еву у ее жениха, этого слюнтяя-профессора, который только и мог, что читать стихи, то не имеет права считать себя настоящим американцем. Под внешней неприступностью он разглядел в ней доверчивость, благородство и невинность, пленившие его сердце.
Провидение помогло ему. После того как Ева чуть было не утонула, она сделалась очень зависимой от
