— Как тебе идет! — воскликнул он.
Табризия покраснела от волнения и беспокойства: муж видит ее в таком наряде! Парис медленно подошел к ней, не скрывая желания, и жадно впился ртом в ее губы. Пальцы уверенно расстегнули чашки, задрали ткань, изображавшую юбку.
— Пройдись, дай посмотреть на тебя.
Она медленно обошла каюту и снова вернулась к мужу. Взгляд, который она встретила, заставил ее почувствовать себя самой любимой и желанной из всех женщин в мире. Подойдя к Парису вплотную, Табризия встала на цыпочки, крепко обняла его за шею и поцеловала в губы. Он поднял ее, и она услышала, как сердце Париса гулко бьется возле ее обнаженной груди.
— Когда ты рядом, я всегда чувствую себя голодным мужчиной. Только твое прикосновение и ласка могут насытить меня. Готовься, сейчас я начну тебя есть!
Его пальцы легко и умело находили потаенные места на теле жены. Парис уже хорошо знал, что прикосновение к ним доводит ее до исступления. Он подложил под ее ягодицы подушку, чтобы проникнуть глубже. Она выгнулась, раскрываясь, как цветок навстречу солнцу, и вновь так крепко сжала бедра, что он застонал от избытка чувств. Парис замер на секунду, с наслаждением слушая пульсацию тел, потом стал медленно двигаться, пока стоны Табризии не перешли в крик. Ее руки вцепились в мускулистую спину Париса, и он позволил себе заполнить ее жгучим нектаром. Парис принес с кровати одеяло и укрыл Табризию. Она блаженно потянулась, уютно прильнув к нему.
— Наш маленький рай вдали от всех. Я покажу тебе места, о которых ты могла только мечтать.
Очень медленно Табризия начала возвращаться к реальности.
— И долго ли мы будем путешествовать?
— Кто знает! Кому какое дело? Всегда! — Он прижал ее к себе.
— Ну два дня, две недели? — допытывалась она.
— По крайней мере, — лениво согласился он.
Табризия тотчас вспомнила про Александрию. Она должна ему сказать. Хотя нет, не сейчас. Это испортит их медовый месяц. Она отбросила мысль об Александрии и попыталась сосредоточиться на словах Париса.
— Ты увидишь Францию, родину своей матери.
— Францию? — прошептала она, не веря.
— А как ты думала, куда мы плывем? — улыбнулся он
— В Лис, — сказала она быстро.
— В Лис! — он откинул голову и засмеялся. — Нет, сперва мы отправимся в Гаагу, отвезем шерсть в Голландию
— А после Голландии?
— В Бельгию. — И Парис поцеловал ее.
— А потом?
— Во Францию. — Он снова поцеловал ее.
— А что после Франции?
— Он помолчал.
— Испания, но я не думал забираться так далеко.
— А почему? — спросила она.
— О, тогда путешествие растянется на год. — Он усмехнулся. — В Испании слишком жарко заниматься любовью. — Перевернув Табризию на живот, он провел пальцем вниз по гладкой спине. Она затрепетала от его прикосновения, и он принялся неспешно ее массировать. — А вот во Франции климат прекрасный. — Он оседлал ее и, наклонившись, прошептал в самое ухо: — Я найду уединенную бухточку на побережье, где мы будем купаться и играть совершенно голыми в лазурных водах.
— О Парис!
Он всегда ловко умел привести ее в замешательство. И ему это очень нравилось. Сейчас он пребывал в игривом настроении, собираясь снова смутить ее тем, что собирался с ней сделать. Мягко Парис повернул ее лицом к себе.
Глава 19
Дни шли спокойные, полные солнца и счастья, ночи — восторга. В многочисленных сундуках Табризия нашла китайское шелковое кимоно и красивое одеяние, оставляющее обнаженным одно плечо, — сари из Индии, как объяснил Парис. Но, выходя на палубу, она надевала рубашку мужа и белые льняные штаны, которые он ей подобрал.
Когда они отвезли и выгрузили сотни тюков овечьей шерсти, Парис взял Табризию в Гаагу и повел по магазинам. Она удивилась и пришла в полный восторг, увидев самые последние парижские модели. Солнце позолотило ей кожу, и он смотрел на ее сияющее личико глубоким многозначительным взглядом. Они уже понимали друг друга без слов. Сперва Парис отдал ей сердце, а теперь — душу. Они становились одним целым.
В переполненном порту Кале, где можно было купить все, что угодно, он выбрал несколько ящиков бренди и разных сортов вин — от бургундского до бордоского, и если бы еще загрузить корабль сладким испанским, закрома были бы полны.
Как и обещал, он нашел бухточку, и днем они там играли и резвились. Вот тут-то Табризия и выбрала момент Как-то раз перед сном она тихо сказала мужу:
— Парис, я знаю, кто отец ребенка Александрии.
Он уставился на нее долгим, сразу помрачневшим взглядом
— Ты что, знала все это бремя и только сейчас решила сказать? — спросил он.
— Я не хотела портить замечательный отдых, — быстро ответила она.
— Значит, я должен понять — новость неприятная?
— Да Во всяком случае, я знаю, ты рассердишься.
Он перестал раздеваться, внимательно посмотрел ей в лицо и сказал:
— А тебе не приходит в голову, что ты манипулируешь мной? Вот эти женские трюки я особенно ненавижу.
— Манипулирую? — неуверенно переспросила она.
— Ну да. Осыпаешь меня благодеяниями, пока я не почувствую себя удовлетворенным. А потом преподносишь горькую пилюлю, пока я в хорошем настроении. — Глаза его словно подернулись пеленой.
Табризию охватила паника. Она увидела, как мгновенно Парис отгородился от нее, оттолкнулся, закрылся в себе.
— Кто?! — рявкнул он.
Она поколебалась. Ей не хотелось говорить, когда он в таком состоянии. Он и так сердит, а когда услышит имя, вообще впадет в неистовство.
— Я не собираюсь переспрашивать! — угрожающе заявил он.
— Гордон. Адам Гордон, — выдавила она.
Он и глазом не моргнул, не показал, расслышал или нет. Но Табризия знала — расслышал.
Минуты через две Парис повернулся и ушел из каюты. В ту ночь она спала одна.
На следующий день ей принесли еду, как всегда вкусную, но только для нее. Днем Табризия вышла на палубу. Вскоре к ней подошел Ян.
— Его сиятельство говорит, море сегодня немного не спокойно, и предлагает вам спуститься вниз, мадам.
Табризия чувствовала приближение шторма, но никакого отношения к погоде он не имеет.
— Ян, а какой у нас следующий порт? — поинтересовалась она.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Так мы уже в Шотландии, мадам. Мы повернули прошлой ночью
Она ушла вниз и оставалась там. Да, эта игра только для двоих! Табризия поняла: муж обиделся, что она не поделилась с ним в тот же миг, как узнала правду от Александрии. Но она разрывалась между членами семьи! Парис считал, она должна быть на его стороне и ни на чьей больше. А теперь наказывает, дает понять — ее место у его ноги. Что ж, черта с два так будет! Если он отойдет от нее на шаг, она — на
