которое постепенной серело и гасло на земле.
Рыбачить Лена научилась и была необыкновенной удачлива. Весь прошлый сезон, когда надоедали концентраты, ели рыбу. Степан изредка тоже ходил с Леной, но не ловил, а сидел просто так, смотрел, как ловит Лена. Она знала, что он скучает по жене Розе и думает о ней. Роза часто болела, и Степан маялся, думая о доме. Лена старалась разговорить Степана, но он кивал на речку, дескать, рыба слышит человеческую речь.
— Хариусы меня не боятся, — шутила Лена. — Они знают мой голос.
— Ладно, лови, — говорил Степан. — Не буду тебе мешать.
И уходил.
Рыбы слышат человеческую речь, а люди — нет. Горы тоже слышат, крикни — откликнутся. И озеро слышит. И старая лиственница.
А люди нет…
Лена кинула пониже переката, и сразу взял большой золотистый хариус, потом два поменьше — светлые. Клев был хороший. Иногда на мушку бралось сразу две рыбины, один хариус промахивался, а счастливчик оказывался в ведерке Лены. «Глупенькие вы, — говорила она. — Думаете бог весть что, а это сорочье перышко».
Одну рыбу Лена всегда отпускала — на счастье и загадывала, как в сказке, желание. Загадывала про все: чтобы Анечка сдала сессию, чтобы никто из ребят не разбился, чтобы поправилась Роза, чтобы всем людям было хорошо. И почти всегда у нее сходилось — тоже как в сказке. Не сходилось только одно ее желание, но на него она никогда не загадывала…
Озеро сверкало, в дальнем углу синим играло марево. Где-то крикнул журавль, и крик пронесся над озером, как звук медной трубы. Лена отпустила большую рыбу и загадала, чтобы сегодняшний вечер был для всех счастливый и веселый.
Сначала пришел Степан с тувинцами, потом Володя с ребятами. Степан был веселый, чисто побритый. Лена весь день сторожила караван и, конечно, проглядела и увидела, когда караван подходил уже к лагерю. Она со всех ног побежала навстречу, потом опомнилась, замахала руками.
— Здравствуй, — сказала она Степану. — Как Роза?
Можно было не спрашивать: глаза у Степана веселые.
Значит, Роза поправилась. Вот и сбылось одно желание Лены.
— А ты загорела, — сказал Степан. — Хлопцы здоровы?
— А что им сделается? На четырехтысячник пошли. Я хариусов наловила.
Разговаривая, Степан спутал и отпустил свою лошадь, обошел все палатки, улыбаясь, заглядывая вовнутрь. Потом стал помогать Ундару и Тарве развьючивать коней. Он ходил по лагерю, и было видно, что соскучился, сбегал в ручей, долго плескался, брызгая и фыркая.
— Клюква-то расцвела! — радостно крикнул он оттуда.
Ундар тоже подал Лене руку, сказал что-то по-тувински. Лена не поняла, и оба рассмеялись. Потом он вскочил на белоногого своего мерина и умчался с карабином за плечами.
— Куда это он? — спросила Лена.
— По делам. Ну, как живешь? Продуктов хватило?
— Хватило. Сухари есть. И тушенка. Я тайменя поймала. Закопченный лежит.
— Ты у меня молодец.
Степан всегда такой. Скажет, улыбнется, и куда-то сразу заспешит, глаза опять далекие.
— Картошки свежей дали, — сказал он. — Черного перца привез.
— Спасибо, — сказала Лена.
Пришли ребята, Володя начал рассказывать про четырехтысячник. Степан, слушая, начал раздавать письма.
— В городе духота, не отдышусь тут. Хорош четырехтысячник?
— Красавец. Весь в снегу. Может, назовем его?
— Называйте.
Прошлый год ребята тоже ходили на четырехтысячник и нанесли его на карту со своим названием. Володя дал той горе имя Аполлон. Это бог такой есть: Володя знал про богов всякие истории.
Ребята умылись, все надели, что поновее, брились. Степан сидел под лиственницей, пересвистывался с соколком и улыбался. Витя сиял: он ходил с Володей на пик. Они оставили там банку с запиской, что зашли первые. Степан потрепал Витю по голове, и Витя, захлебываясь, начал рассказывать, как они с Володей лезли по веревке и как сверху здорово красиво.
Володя достал карту, развернул на коленях, закурил.
— Вот она здесь, эта горушка, — сказал он. — Лежит там на самой вершине большой камень в виде чаши, и в ней натаяла вода. Витя накрошил в чашу сухарей, на сыпал сахару, получилась тюря, и мы хлебали ее и ели копченых Лениных хариусов. Ну, как назовем, Степан, гору? Дианой, что ли? Пик Диана — звучит?
Степан то ли не расслышал, то ли не понравилось ему название, промолчал. А Лене понравилось.
— Диана — это тоже богиня, Володя?
— Богиня, охотница, рыбачка, вроде тебя. Она была вообще-то чудачка, никого не любила. Как, Степан? Утверждай. Вот Ундар едет. Скажи-ка ему. Может, он по-тувински придумает.
Подъехал Ундар, бросил к ногам Лены тяжелый мешок. Чуб прилип, глаза узкие сияли.
— С празнигы, — сказал он.
Ох, уж этот Ундар! Второй сезон в отряде, а по-русски двух слов не знает. Скажет что-то непонятое, улыбнется — и все.
Лена развязала мешок: там была свежая, теплая туша козла.
— Спасибо, Ундар, — сказала Лена.
— С празнигы, — повторил он.
Подошел Тарва и тоже подал ей руку. Потом они взяли козлиную тушу, насадили на шест и начали жарить, ворочая над костром. Степан заговорил с ними, медленно произнося непонятные гортанные слова.
— Ундар говорит, назовите вашу гору — Лена, — сказал Степан. — В честь нашей Лены. Пусть, говорит, такое и будет название: Лена-таш.
— Со смеху помрешь, — засмеялся Костя.
— Помолчи, Костя, — остановил его Володя. — Чем плохо — пик Лены? Ты, Костя, ничего не понимаешь. Мы здесь хозяева, и этой горе хозяева, и назовем эту гору именем нашей поварихи. А почему бы и нет? Ундар, спасибо! Так я заношу, Степан?
— Давай заноси, — одобрил Степан. — Тем более у Лены сегодня праздник — день рождения.
«Господи, как же это? — ужаснулась Лена. — Двенадцатое июня, ну правильно же, день рождения! Что-то целый день хотела вспомнить и не вспомнила. Двадцать шесть стукнуло!»
— А я и забыла, — сказала Лена.
— Ладно, мы тоже позабыли, — сказал Володя. — Ну раз вспомнили, пусть гора будет подарком от нас. Это тебе не какой-нибудь флакончик духов. Ты теперь тоже как богиня, учти.
— Учту.
Степан достал коньяк, налил всем и сказал:
— За твое здоровье, Ленушка. Расти большая.
И Лену заставили выпить. Ундар принес седло, усадил ее и сказал, чтобы все ей прислуживали и говорили только хорошее — такой горный обычай. И пусть никто больше ее не обижает.
И уху ребята разливали сами, а Лена в первый раз за все время просто сидела и смотрела на ребят. Какие все были веселые, добрые, как будто она и в самом деле наколдовала на хариусе, которого выпустила на волю. Ребята шутили, Володя шумел. Выпивши, он был неспокойный, говорил всякие слова и нечаянно назвал ее Верой. Вера была его девушка, та, которая умерла.
У Володи на глазах блеснули слезы, он понравился опять заговорил:
— Вы с Ундаром отлично придумали, Степан. Пик поварихи Лены. Диана — это не ново. Богов и так