Я все видела и в то же время закрывала на это глаза. Иногда я, правда, пыталась спорить, но быстро отступалась.
Однако теперь, со смертью Магнуса, дело зашло слишком далеко.
Я больше не могла не замечать, что Харальд, которого я любила до безумия, — лжец, предатель, человек, который не задумываясь нарушает данное слово, если ему это выгодно, и который не пощадит никого, чтобы сделать по-своему.
Мне снова вспомнилось все, что в детстве мои наставники говорили мне о честности, доброте и любви к ближнему. Я поняла даже, что именно поведение Харальда толкнуло меня к Магнусу, другу моего детства.
И все-таки я не могла разлюбить Харальда. Я говорила себе, что он все же не такой, отказывалась верить дурному.
Я видела, как человека разрубали надвое ударом меча. Таким ударом меча стала для меня смерть Магнуса. А разрубленной оказалась моя душа.
Самое умное было держать язык за зубами и притворяться, будто мне нравится все, что делает Харальд. Но это было бы предательством по отношению к нам обоим. Мне была бы грош цена, если б я избрала этот путь.
И потому я решила поговорить с Харальдом при первом же удобном случае. А там будь что будет. Думаю, у меня была надежда, что он изменится ради меня, ведь он любил меня.
Первой нашей остановкой был Сарпсборг, и Харальд созвал на тинг всех местных жителей.
Пришли многие, их даже не потребовалось долго уговаривать, они единодушно признали Харальда конунгом всей Норвегии.
Мы жили в большом доме, построенном Олавом Святым — он часто зимой жил в Сарпсборге. Там было отдельное помещение, которое он использовал как спальные покои, это помещение мы и заняли.
И там я попыталась поговорить с Харальдом.
Мне не хотелось начинать издалека, и я сразу приступила к делу.
— Харальд, это ты убил Магнуса? — спросила я.
Я уже лежала, а он еще раздевался. Он быстро повернулся ко мне.
— Магнус захворал и умер, — сказал он, — Его святой отец приходил к нему во сне и призвал его к себе.
— Даже Эйнар Брюхотряс этому поверил, но я-то не столь простодушна, как твои соотечественники.
— И что же ты думаешь по этому поводу?
— Думаю, что в Царьграде ты кое-что узнал о ядах.
— По-твоему, я способен на такую низость? — Он рассердился. — Может, я постоянно ношу с собой мешочек с ядом на случай, если он мне понадобится?
— Может, и так, — ответила я. — Бывший любовник царицы Зои вполне мог пройти обучение у знатоков этого дела.
— А сон Магнуса?
— Я думаю, Магнус не предполагал, каким соблазном станет для тебя этот глупый сон. Или невольно предоставил тебе случай, которого ты давно ждал.
— И как же я сумел дать ему этот яд? — презрительно спросил он. — Я даже не был там поблизости в то утро.
— Зато вечером накануне вы вместе пили, — сказала я. — Есть такие яды, которые действуют не сразу. А если человек уже успел немного выпить, как Магнус, он не заметит горького привкуса. Или тебе помог кто-нибудь, кто утром подмешал ему этот яд.
Харальд прищурился.
— Тебе, а не мне следовало пожить при дворе в Царьграде, — сказал он. — Самое подходящее для тебя место.
— Значит, ты не отрицаешь! — воскликнула я. — А ведь ты дал моим родителям страшную клятву, что будешь защищать и поддерживать Магнуса!
Вот тогда Харальд ударил меня, от ярости он потерян рассудок, и удар был такой сильный, что я упала без чувств.
Когда я пришла в себя, он уже ушел, я лежала одна в постели Олава Святого. Перед глазами у меня все плыло, лицо и голова болели. Я так и осталась лежать. А что я еще могла сделать среди ночи? Но теперь и я рассердилась не на шутку.
Утром я встала, и день начался, как обычно: по заведенному порядку я села рядом с Харальдом.
Он посмотрел на меня краем глаза, но ничего не сказал. Представляю себе, на кого я была похожа.
Я заговорила о погоде, как будто ничего не случилось.
Он отвечал мне в том же духе. И потому все окружающие вели себя так, будто не видели, что половина лица у меня опухла и посинела.
— Что случилось? — спросил меня Халльдор уже позже.
— Налетела на дверь, — ответила я.
— И эту дверь зовут Харальд? Надеюсь, она не захлопнулась перед тобой?
Эллисив замолчала; она не успела продолжить рассказ — пришел Транд священник.
Заговорили о другом.
Эллисив удивилась, как легко эти двое нашли общий язык, ей казалось, что для дружбы у них нет никаких причин.
Прошло несколько дней, прежде чем Олав пришел снова и Эллисив смогла продолжить свой рассказ.
Мы плыли на север, была уже поздняя осень.
По пути мы часто останавливались, и Харальд созывал людей на тинг, и повсюду его провозглашали конунгом.
Но возле Стада нас остановила непогода, и нам пришлось три дня прождать на острове Сэла, прежде чем мы смогли продолжить путь.
Там я первый раз услышала рассказ о святой Сунниве. А когда мы поплыли дальше, Харальд показал мне ее церковь, которая смутно виднелась на склоне горы.
Он сказал, что там, на Сэле, живут несколько монахов.
В то утро пошел снег, он уже припорошил весь остров. И хотя я успела привыкнуть к виду камня на родине Харальда и к тому, что норвежцы живут в суровых условиях, ничего похожего я еще не видела. С монахами на Сэле можно было сравнить разве что печерских монахов в Киеве.
— Если бы в аду было холодно, он был бы похож на Сэлу, — сказала я.
— А кто такие печерские монахи? — спросил Олав.
— Несколько монахов вырыли себе за Киевом пещеры и поселились в них, — объяснила Эллисив. — В пещерах темно и сыро, и монахи живут там, чтобы искупить свои и чужие грехи.
И она снова начала рассказывать.
Отношения у нас с Харальдом были такие, что мне казалось, будто я сплю и вижу тяжелый сон.
Мы разговаривали друг с другом, как прежде, Харальд спал со мной, но мне казалось, что это уже не мы, а какие-то почти незнакомые мне люди.
И все-таки одна надежда у меня была. Я подозревала, что забеременела. Но не хотела говорить об этом Харальду, пока у меня не будет твердой уверенности. Во время нашей поездки мы остановились на острове Гицки, это единственный раз, когда я была там. На Гицки я впервые увидела Тору дочь Торберга, твою мать.
— Какая она была? — спросил Олав.
— Очень красивая и высокомерная.
И я заметила, что Харальд, который даже не глядел на других женщин с тех пор, как мы с ним поженились, обратил на нее внимание. Я понимала, что при наших отношениях в этом нет ничего удивительного, не сегодня завтра он должен был завести себе наложницу, и эта мысль причиняла мне боль.
Незадолго до нашего приезда на Гицки из торгового посада в Нидаросе вернулся твой дядя Эйстейн
