— И пойду! — сказал Шванда. — За месяц, другой кой-чего заработаю на первое время и соберусь… Чтоб ехать в Америку, нужно путем подготовиться…
— Я могу двинуть хоть завтра! — отозвался Павол Швода.
— А как же коровы — не соскучишься? — спросил Пиханда.
— Будто за морем коров нету? — рассмеялся Швода.
— Ну, что скажешь? — напирал Матей.
— Не знаю, ребята, но мне вроде неохота! — выкручивался Пиханда.
— Два-три года продержимся, зашибем деньгу, а там воротимся.
— Подумаю! — сказал Само. — Но обещать ничего не обещаю.
— Ладно, подумай! — кивнул Матей Шванда.
— За Америку! — поднял рюмку Павел Швода.
Само молчал. Однако выпили все, потом встали.
7
Священник Крептух с утра был не в духе. Причетник Юлиус Мразик отказался от причетничества.
— Отчего, сосед, вы отказываетесь от этой богу угодной службы? — спросил его священник.
— Из-за соседских распрей! — ответствовал Мразик.
— Как так? — не понял священник.
— Сказать как есть?
— Всенепременно!
— Эта мерзкая гнида, прошу прощения, пан фарар, соседка Криштофикова обвинила меня, — жалуясь, Мразик покраснел, жилы на висках вздулись, — что я, мол, запускаю руку в пожертвования и что, мол, ноги ее в церкви не будет, покуда Иуда закрывает за вами дверцы перед алтарем… Я и Иуда, пан фарар! Разве был случай, чтоб недоставало в церковной кассе хоть малости? Да провалиться мне…
— Хорошо, хорошо, Мразик! Я поговорю с ней…
— Поговорить-то вы можете, пан фарор, но я все равно ни за что больше не соглашусь быть причетником!
— Можно бы и обождать до конвента[107], там бы все уладилось…
— Нет, пан фарар! Я не отступлюсь от своего решения…
Юлиус Мразик не дал себя уговорить — он твердо стоял на своем, и священника это прогневило. Ищи теперь нового причетника, проверяй его, вышколивай… А придется… Ко всем будущим неизбежным трудностям он уже сейчас испытывал отвращение. А на законе божьем опять вышел из себя. Привел учеников в приходский сад и стал распространяться о боге. И тут перед всеми учениками проказник Петер Пиханда его и спрашивает:
— Пан фарар, а есть ли на свете бог?
— Есть, сын мой!
— Я не верю, я не видел его!
— Не сподобился, значит…
Священник двинулся к молодому Пиханде, а тот, решив, что ему не уйти от выволочки, повернулся — и бежать, но перед ним оказалась огромная лужа после вчерашнего ливня. Он попытался на бегу перепрыгнуть ее, но угодил прямо в воду. Зашатался, упал на спину и, разумеется, вымок до нитки.
— Ну вот, господь тебя и покарал! — сказал священник Крептух. — Такие шутки добром не кончаются!
Ученики, сгрудившись вокруг лужи, смеялись над Петером Пихандой.
— Неправда, ребята, это я сам упал! — воскликнул Петер со слезами. — Я нарочно не перепрыгнул и поскользнулся нарочно.
— Вруша, вруша, — выкрикивали ученики.
Не сдержавшись, Петер заплакал взахлеб и, мокрый, убежал. Священник Крептух, встретив позднее Марию, позвал ее в приход.
— Вы дурно воспитываете своих детей! — сказал он строго.
— Почему, пан фарар? — испугалась Мария.
— Из них вырастают такие же безбожники, как и их отец. Он спесив, спесивыми становятся и дети. Возьмитесь за ум, Мария! «Ибо прах ты и в прах возвратишься». Ваш Петер нынче богохульствовал…
Священник рассказал о случившемся, Мария расплакалась.
— Вы, ведомо, порядочная, благочестивая и богобоязненная женщина, такими должны быть и ваши дети. Уделяйте им больше внимания, и с помощью божьей из них вырастут добрые христиане.
Мария обещалась и, расстроенная, ушла. Поспешила на мельницу. Обошла мукомольню, чтобы не встретиться с Само, и тут же взяла Петера в оборот.
— Так ты вздумал срамить меня! — кричала она, таская его за волосы. — Передо всеми учениками вздоришь с паном фараром, в боге сомневаешься! С нынешнего дня всякий вечер будешь молиться вслух и каждое воскресенье ходить в церковь…
— Не буду! — упорствовал Петер.
— Молчи, не выводи меня из себя! И марш в угол, на полено!
Она заставила его битый час стоять на коленях и, только услыхав шаги Само со стороны мукомольни, велела встать. «Ох и мужики у меня!» — вздохнула Мария и принялась собирать полдник.
8
Вечера стали долгими, и Мария с дочерью Эмой отправились на супрядки. Шли быстро — за полчаса уже добрались до села. Когда проходили под католической звонницей, до них донеслись крики и брань. Это пастухи Павол Швода и Штефан Пирчик, напившись, бессовестно горланили на колокольне. Минуту спустя свару оборвал звон, но и он вскоре прекратился. Мать с дочерью удивленно остановились и поглядели на звонницу, откуда пьяный Швода возглашал:
Раздались удары колокола, и вместо Шводы в окне звонницы возник Штефан Пирчик. Хмельным громовым голосом он прокричал:
