предполагали сами использовать этот путь. Ледник Шеклтона было легко опознать даже с помощью тех грубых кроков, которыми мы руководствовались; он предстал перед нами круто падающим голым страшилищем. Мы сосчитали ледники, отмеченные к востоку от него, затем направились к истоку ледника Строма. Самолет усиленно рычал моторами. Мы затаили дух, когда пролетали на бреющем полете горный массив. За нашими запотевшими окнами мелькали скалистые склоны, зияющие голубые ущелья, снежные поля и хаотические скопления глыб у ледников, отроги гор и хребты, черные тени и сверкающие, залитые солнечным светом снежные купола. Никто из нас не знал, где мы находимся, и только много месяцев спустя, демонстрируя в Новой Зеландии цветные диапозитивы, я понял, что в тот день мы летели прямо над ледником Хейберга.
Через несколько часов мы приземлились на полевом аэродроме близ пролива Мак-Мёрдо. О районе моей новой экспедиции в результате полета я узнал только то, что место посадки самолета находилось там в 600 милях от нашей базы. Мне с трудом удалось добраться до базы Скотта, чтобы отправить свою последнюю просьбу оказать нам помощь для броска к полюсу.
Несколькими неделями раньше в Веллингтоне состоялось заседание ученого комитета по антарктическим исследованиям, и его высокопоставленные члены прилетели на станцию Мак-Мёрдо в качестве гостей вице-адмирала Тайри. Одетые одинаково, как по форме, они развили бурную деятельность: каждый день летали во всех направлениях Антарктики, но к обеду всегда поспевали возвратиться. Они сочувственно выслушали мой план, и все согласились с сэром Вивьеном Фуксом (он провел три дня на базе Скотта в окружении своих почитателей), что на обратном пути спускаться с плато опасно; лучше до американской станции на Южном полюсе совершить санный переход, а оттуда возвратиться на базу на попутном американском самолете. Благодаря их влиятельной поддержке я почти получил разрешение. Только Этил Роберте, начальник базы Скотта, не был убежден в этом и просил меня не настаивать на броске к полюсу.
В прощальный вечер, проведенный мною на базе Скотта перед отъездом в мою последнюю экспедицию в Антарктике, я был приглашен в штаб-квартиру в Мак-Мёрдо, чтобы обсудить мои планы с адмиралом Тайри. С обезоруживающей искренностью он признался, что ему хотелось бы, чтобы моя партия совершила путешествие к полюсу в пятидесятую годовщину героических свершений, однако обстоятельства не благоприятствуют этому: в случае какого-нибудь несчастья поиски и спасательные операции потребуют больше людей, чем он сможет выделить в конце летнего сезона.
Мой план обследования гор Королевы Мод несколько изменился по сравнению с первоначальным. Теперь я хотел, чтобы шестидесятидневный запас продовольствия и наше снаряжение доставили на самолете вместе с нами к вершине ледника Бирдмора. Оттуда мы двинемся к востоку вдоль края плато и по дороге будем взбираться на все самые высокие пики и производить съемку лежащей ниже местности. Таким путем мы надеялись нанести на карты большой точности 20 тысяч квадратных миль неисследованной территории. 16 января 1962 года, ровно через пятьдесят лет, прошедших с того дня, когда капитан Скотт и четверо его спутников впервые узнали, что партия Амундсена опередила их и уже достигла Южного полюса, мы совершили первое восхождение на гору Фритьофа Нансена. «Боже мой! Это страшное место, – записал Скотт в своем дневнике 17 января 1912 года, – и как ужасно, что мы положили столько трудов, не получив в награду приоритета». Эти бессмертные слова звенели у меня в ушах в течение тех семнадцати часов, которые мы провели на горе Фритьофа Нансена высотой 13 330 футов, ежась под пронизывающим ветром и с неимоверным трудом производя съемку, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы подуть на руки в перчатках и потереть коченеющие ноги. Лишения и усталость, которые мы испытывали, подорвали наши силы, и длинное, утомительное возвращение в лагерь едва не доконало нас. Внизу было не так ветрено и ласково грело солнце, но, несмотря на всю опасность остановки на отдых, мы были вынуждены ложиться через каждые несколько ярдов. Последний раз мы отдыхали всего в 100 ярдах от палаток, до которых добрались в половине пятого утра 17 января.
Мысль о том, чтобы спуститься по леднику Хейберга, как это проделал Амундсен, пришла мне в голову в канун Нового года. Мне казалось, что повторить путь вниз по леднику Хейберга было бы подходящей кульминационной частью сезона, посвященного нанесению на карту местности, которая расположена между путями продвижения к полюсу Скотта и Амундсена, шедшего через горы Королевы Мод.
Путь Амундсена по леднику был триумфом смелости, опыта и прекрасной спортивной подготовки. Цель его экспедиции состояла в том, чтобы достичь Южного полюса раньше Скотта. Амундсена, кажется, ничто не вынуждало отказаться от проторенного уже пути и погнать свои собачьи упряжки из базового лагеря прямо к леднику Бирдмора по открытой и пройденной уже Шеклтоном дороге к полярному плато. Воспользовавшись этим путем, морально он был бы прав. Но мысль идти тем же путем, каким шел Скотт, едва ли приходила ему в голову. В своей книге Амундсен говорит: «Скотт заявил, что пойдет по пути Шеклтона, и это решило вопрос. Во время длительного пребывания нашей партии на Фрамхейме (Литл- Америка) никто из нас даже не намекнул на возможность избрать такой маршрут. Без всяких споров было решено, что путь Скотта для нас неприемлем»
Двигаясь избранным путем к югу, Амундсен мог опасаться, что непрерывная горная цепь преградит ему дорогу и тогда он потерпит полную неудачу, так как его экспедиция не имела дополнительных научных целей, какие были у экспедиции Скотта, – ее успех или неудача зависели лишь от того, удастся ли ему найти новый путь к полярному плато. Выбор этого пути, правда, был связан с риском, на который Амундсен и его спутники пошли сознательно. Ледник Хейберга, откуда бы на него ни смотрели, производил устрашающее впечатление на тех, кто осмеливался пройти по нему с нартами. Поэтому, без колебаний избрав этот путь, они доказали, что были хозяевами своей судьбы.
Ледник же Бирдмора, увиденный Шеклтоном и его спутниками с горы Хоп, произвел на них противоположное впечатление. Он простирался перед ними как огромная столбовая дорога к полюсу. Это отлогий ледник длиной около 140 миль и высотой у плато лишь 7800 футов. Направление его было благоприятным, так как вначале подъем шел к югу, а затем к юго-западу. Однако путь Скотта имел и минусы – ему и его спутникам понадобилось четырнадцать дней, чтобы самим, без собак, протащить тяжелые нарты вверх до высоты 7800 футов по этому предварительно исследованному и сравнительно прямому пути. Амундсен же, взбираясь на высоту 10 600 футов, потерял лишь четыре дня, включая время на рекогносцировку местности. Его достижение следует признать тем более замечательным, что он прошел кратчайшей дорогой через горы, поднявшись до высоты 4550 футов и совершив два спуска в общей сложности на 3335 футов, прежде чем он достиг ледника Хейберга. Всего он поднялся по леднику на 13 250 футов, а общий подъем с того времени, как он покинул шельфовый лед, и до возвращения с полюса составил 19 590 футов против подъема в 11 470 футов, проделанного партией Скотта.
Отчет Амундсена о его спуске по леднику Хейберга не носил драматического характера; создавалось впечатление, что он нашел легкий путь к полярному плато. Даже ошибки, допущенные им во время движения по леднику, казалось, не слишком замедлили его продвижение. Он спешил к Южному полюсу: на Северном полюсе его опередили Фредерик А. Кук и Роберт Э. Пири, и он не мог допустить, чтобы на Южном полюсе его обошел Скотт. Всю жизнь он мечтал о завоевании Северного полюса, но в результате невероятного стечения обстоятельств он вместо этого оказался 14 декабря 1911 года на Южном полюсе. Я могу понять его чувства, так как сам испытал нечто подобное.
Путь Амундсена, проложенный без учета местности вниз по леднику при возвращении с полюса, был настолько прямым, что он почти не упоминает о нем в своей книге; и все же, читая между строк этого мастера умолчаний, мне ясно представляется, каким опасным, захватывающим дух было это путешествие. О трудности спуска он говорит лишь следующее: «На хребте, где начинался спуск на ледник, мы остановились, чтобы подготовиться. К нартам были прикреплены тормоза, мы соединили две лыжные палки, получив одну прочную – это давало нам возможность сразу же остановиться, если бы на ходу перед нами неожиданно возникла трещина. Мы лыжники, шли впереди. Здесь, на крутом склоне, идти было замечательно; рыхлого снега оказалось как раз достаточно» чтобы без труда делать повороты на лыжах. Мы со свистом мчались вниз и уже через несколько минут очутились на леднике Хейберга»
20 января 1960 года день был пасмурный, напряженно гнетущий, тихий; на снегу ни одной тени. Мы не видели края первого понижения. Амундсен назвал его «тяжелым круты: склоном», и я пошел к нему на лыжах, чтобы самому убедиться, так ли это. Мои спутники тем временем отбирали вещи, которые надо было взять с собой в рекогносцировку. У нас не было необходимости пускаться в путь по леднику со всем грузом,
