член сената США достопочтенный Френсис П. Тамалти, видимо, руководитель группы. Совей внешностью он напоминал бездомного бродягу; все заметили его набухшие вены и его шепелявость – недостаток, который он, если можно так выразиться, свирепо подавлял и, как видно, считал, что говорит с этакой мужественной хрипотцой. Он стоял перед нами и все говорил и говорил – за это время можно было долететь до побережья Голландии. Он исходил слюной, в то время как молодежь Америки исходила кровью. Нельзя доверять союзникам, надо рассчитывать лишь на собственные силы. Государства, как люди, должны быть практичными. «Уж я-то знаю французишек. Я достаточно посидел в грязных окопах во Франции во время первой мировой войны». (Позже Кид Линч навел справки и выяснил, что рядовой Тамалти не бывал нигде дальше учебного лагеря около Фейетвилля в штате Южная Каролина в США). Американская изобретательность. Как говорит пророк Исайя: матери у их очагов. Даже родной брат хозяина не сможет выполнять обязанности сторожа у ворот с таким рвением, как сам хозяин.
Сам… Конечно! Это именно то, что так нравилось Баззу.
Мерроу еще никогда не встречал такого героя. Он считал, что вот такого патриота и надо выдвинуть кандидатом на пост президента, отделаться от Рузвельта, который только и знал, что раздавал все с зажмуренными глазами. Да и калека к тому же. Ниже пояса у него все парализовано. Ну, а уж когда мужчина парализован там…
Так вот, в конце концов мне удалось сказать, что я думаю о сенаторе Тамалти. Мерроу даже заморгал от изумления, услышав мои высказывания против Тамалти и, следовательно, против него самого. У него даже хватило наглости сказать: «Ш-ш-ш, сынок, тут вокруг английские уши».
Так оно и было. Несколько пожилых рабочих с бледными лицами и натруженными руками кузнецов, сидевшие за соседним столиком, прекратили беседу и внимательно прислушивались к нам.
Мерроу говорил громче, чем обычно. Он принялся разделывать лягушатников. Внезапно он расхохотался. Мартин Фоли, один из летчиков нашей эскадрильи, заявил, что намерен изучать французский язык в кружке, идея создания которого принадлежала нашему офицеру по организации досуга.
– Нет, ты только представь себе, как этот сопливый Фоли будет пытаться парле-ву-у-у! – гоготал Мерроу. Мысль о том, что кто-то хочет изучать иностранный язык, да еще французский, казалась Мерроу уморительной.
– Да, он считает вполне вероятным, что его могут сбить над Францией и ему придется выброситься с парашютом, – заметил я.
– Так пусть эти сукины дети говорят по-английски, – грубо оборвал Мерроу.
– Дружок! – Один из старых англичан похлопал Мерроу по плечу. – А на аэродромах у янки нет кружков, где бы их учили настоящему английскому, как его называют – королевскому языку?
Мерроу понял смысл вопроса, и я увидел, как она начал краснеть.
– Да ваш король заика! – наконец ответил он.
– Ага, – милостиво согласился англичанин и кивнул с таким счастливым видом, словно заикание было ниспосланным свыше даром.
– Пошли-ка отсюда, – предложил мне Мерроу. – Слишком уж здешняя дрянь отдает мочой.
– Ага, – снова согласился англичанин.
– Послушай, болван, – заговорил Мерроу, поворачиваясь к нему вместе со стулом, – уж не думаешь ли ты, что мог бы сидеть здесь и наслаждаться, если бы американцы не приехали воевать за вас?
– Наслаждаться? Я?
– Ты бы сейчас лизал зад какому-нибудь нацисту.
– Никогда! – сказал старик и даже приподнялся на стуле, не в силах сдержать смех, вызванный столь нелепыми мыслями молодого американца.
Внезапно за стулом Мерроу оказались трое рядовых из королевских ВВС. Заметив их уголком глаза и повернувшись ко мне, Мерроу сказал:
– До чего же бессмысленны эти ночные рейды[21]. Какого черта они достигают ими? Разве что мирных жителей убивают. – Он отпил глоток из стакана. – Ну, если в этом и заключается цель войны, тогда…
Один из английских солдат ухватился за спинку стула Мерроу и с такой силой тряхнул его, что заставил Мерроу вскочить. Я тоже поднялся. Мерроу стоял, вызывающе выставив подбородок.
– Эй! – крикнул англичанам тот же старик.
– Паршивый нахал, – сказал военный Мерроу.
– Будет, будет! – остановил его старик. – Давайте беседовать по-приятельски.
Английские солдаты отвернулись от Мерроу и направились к стойке.
– Будь они прокляты, эти дерьмовые лайми, – проговорил Мерроу, обращаясь якобы ко мне, но достаточно громко, чтобы могли слышать присутствующие. – Пошли, Боумен.
Никто из англичан даже не обернулся.
Уже в дверях я слышал, как старик заметил своим приятелям:
– Тоскует по дому, бедняга!
Подойдя к стоянке, мы обнаружили, что велосипед Базза исчез.
Мерроу словно забыл, что и сам-то стащил его, и во всю глотку проклинал подлых англичан, этих проклятых лайми, укравших американский велосипед. «Банда воров!» – орал он, разъяренный.
Он порывался вернуться в таверну и затеять драку с тремя ребятами из королевских ВВС, но мне удалось уговорить его, я не верил, что велосипед украли англичане, – они по-прежнему сидели у стойки бара.
