– А, Кэмпбел, – приветствовал он Джека со своей обычной улыбкой. – Хотите поговорить о шхуне? Честно говоря, я еще к ней не приступал. Особой спешки нет, так ведь?
– Думаю, да. Энни не скоро будет готова к путешествию.
– Утром я дам вам полный отчет о повреждениях.
– Хорошо, – Кэмпбел пошел обратно к грузовику, но вдруг резко остановился, глядя на бухту. – Что там такое?
– О чем вы? – спросил, повернувшись, Робишо.
– Мне показалось, я видел что-то... плавник.
– Плавник? Где?
– Теперь уже не вижу. У вас есть бинокль?
Робишо сходил за биноклем и протянул его Кэмпбелу, на его рябом лице отражалось сомнение.
– Это, наверное, было бревно, – сказал Робишо, в голосе его прозвучало сочувствие. – Друг мой, вам надо немного поспать.
Они думают, мне мерещится, подумал Джек, – может быть. Он поехал к дому Хендри, чтобы отоспаться, но передумал и повернул к узкому пляжу у бухты Калм.
4
Собаку Джек оставил в машине. Идя через дюны, он услышал странный свист кита и убыстрил шаги. Кэмпбел изумленно остановился. Внизу лежал черно-белый кит, рядом стоял магнитофон, оттуда и исходил свист. Записи Рэйчел, догадался Джек. Она стояла на коленях рядом с китом и читала вслух книгу. Кэмпбел тихонько приблизился. Громкий и чистый голос Рэйчел заглушал плеск волн:
– «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: „Зачался человек!“ День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та – да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! О! ночь та – да будет она безлюдна, да не войдет в нее веселье! Да проклянут ее проклинающие день, способные разбудить Левиафана! Да померкнут звезды рассвета ее. И встанут при свете их дети гордыни...»
Она подняла голову и посмотрела на него.
– Это из какой части Библии? – спросил Джек.
– Меня удивляет, что ты вообще понял, что это из Библии, – сказала она враждебным тоном, к которому он уже успел привыкнуть. – Это из Книги от Иова.
– Дети гордыни, – ровно сказал Джек. – Но Гус не был гордецом.
Рэйчел смягчилась:
– Ты любил его, да?
– Да. Я удивился, когда увидел тебя в церкви. Ты не знала его. Ты так быстро ушла, я даже не успел поблагодарить.
– Мне не хотелось разговаривать, – Рэйчел запнулась. – Я должна была быть с китом, – она посмотрела на умирающее животное. Прилив ушел, оставив самку на берегу. Из магнитофона несся свист китов. Касатка чуть вздрогнула и сама издала тихий стон. – Узнаешь ее? – спросила Рэйчел.
– Да. Как она сюда добралась? Она не могла проплыть такое расстояние.
– Ее подталкивали.
– Подталкивали?
– Толкал кит, которого Умилак зовет Плавник-с-Зазубриной. Иногда здоровые киты толкают раненых к берегу, чтобы те не утонули.
– Но почему сюда, так близко к бухте Калм?
– Когда вы строили загон, киты были рядом?
Кэмпбел кивнул, вспоминая. Да, они видели китов.
– Ты хочешь сказать...
– Я сама не очень понимаю, что я хочу сказать. Я допускаю, что Плавник-с-Зазубриной вернул тело тебе.
– ПЕРЕСТАНЬ! – в голосе Джека появилась злость. – Где детеныш? – спросил он.
Рэйчел была в замешательстве:
– Никакого детеныша не было. О чем ты?
– Детеныш был. Мертворожденный.
– Понимаю. Когда она умрет, получится – ты убил двоих! – выкрикнула Рэйчел.
– О, ради Бога, я не собирался никого убивать! – почти умоляюще сказал Джек.
– Но тебя предупреждали, не так ли? – спросила она.
– Да, но... дьявол, так получилось. Теперь я уже ничего не могу с этим поделать.
– Да, не можешь.
Поднявшаяся было злость стихла. Джек вдруг понял, что думает о том, как прекрасна эта женщина,
