Мюнхен, тюрьма района Гизинг, улица Штадельхаймерштрассе…
Рано утром двое полицейских забрали Тома из больницы и перевезли его в Мюнхен, в одну из городских тюрем. Попрощаться с Мошавом ему не позволили: Буковски временно запретил задержанным общаться. В конце концов, все еще существовала опасность того, что они сговорятся.
После того как Том прошел унизительную процедуру регистрации, его разместили в одиночной камере в той части здания, где находился следственный изолятор. Камера, длиной в четыре метра и шириной почти в три, в которой стояли маленький стол, табуретка, неудобная кровать и висело несколько шкафчиков, стала на ближайшие дни его новым домом.
Обитателей СИЗО принципиально размещали в одиночках и на прогулку во внутреннем дворике выводили в районе полудня тоже по одному. Ну и что; теперь, когда он знал, что Яара жива и здорова и находится совсем близко, — у него отлегло от сердца. Скоро он снова будет на свободе. В конце концов, он жертва, а не преступник.
Он просидел в камере около часа, когда толстая стальная дверь неожиданно отворилась и в щель просунулась голова полицейского.
— Выходи, к тебе пришли! — коротко сообщил тот.
Том последовал за полицейским, который провел его в конец коридора, мимо металлоискателя и сопроводил в комнату для свиданий.
Том думал, что его, наверное, опять ждет этот детектив — Буковски. Потому он очень удивился, когда увидел священника в черной сутане, стоявшего спиной к двери.
Полицейский указал Тому на свободный стул и покинул помещение.
Том огляделся: на него была направлена видеокамера в углу комнаты. Когда священник обернулся, у Тома от изумления чуть не отвисла челюсть.
— Вы! — воскликнул он, не в силах скрыть удивление.
— Вы меня помните? — спросил отец Леонардо.
— Вы были с отцом Филиппо в аэропорту Тель-Авива. У меня прекрасная память на лица. Вы из Рима?
— Как вы пришли к такому выводу?
— Вы ведь тогда полетели в Рим, если не ошибаюсь. Там, в лесу, были ваши люди?
Отец Леонардо примирительно поднял руки.
— Вы ведь не думаете всерьез, что я как-то связан с этим делом. Я — служитель церкви, слова и мира, а не оружия и силы.
Том улыбнулся.
— Странно. Вы появляетесь в Иерусалиме, и внезапно поле раскопок превращается в поле боя. Почему я должен вам верить?
— Похоже, Хаим Рафуль заразил вас своими идеями. Но ведь вы родились в Германии и крестились как христианин. Неужели это действительно так просто — отречься от веры, от происхождения и от собственной личности?
Том плюхнулся на стул.
— Я всего лишь простой археолог и всегда анализирую лишь факты.
Отец Леонардо попросту отмахнулся от его возражения.
— Археологи, — пренебрежительно повторил он. — Большинство археологов — это рыцари удачи, искатели сокровищ, которые готовы любой ценой копать дыры в земле, чтобы потом выставить свои находки на всеобщее обозрение.
Том покачал головой.
— Нет, археологи — это искатели следов. Они ищут следы наших отцов, чтобы понять, откуда мы пришли и куда еще поведет нас наша дорога.
Отец Леонардо подтащил себе стул и сел.
— Рафуль уже перевел тексты?
Том пожал плечами.
— Зачем вы здесь — хотите, чтобы и меня убили?
— Вы вообще ничего не понимаете, — возразил ему отец Леонардо. — Я из Рима, но я не имею ничего общего с тем, что произошло, — совсем ничего. Я член религиозного братства, к тому же еще и секретарь кардинал-префекта, но не убийца. Сегодня существуют другие средства и другие способы; времена изменились. Сегодня уже никого не убивают, а просто вносят путаницу. Но зачем я вам это рассказываю! Люди, как венец Божьего творения, должны исполнять приказы, которые дал им Господь.
Том настороженно наблюдал за церковником, пытаясь разгадать его намерения. Что он задумал, зачем пришел сюда?
— С точки зрения биологии человек, возможно, и венец творения, но, судя по его действиям, он самое ничтожное из живых существ, ничтожнее даже паразитов, так как они берут только то, что им необходимо для жизни. А человек знает лишь ненависть и жадность.
Улыбка промелькнула на лице священника.
— У вас мрачное представление о людях. И плохое мнение о церкви.
— Все мы знаем историю. Церковь возводилась на крови и слезах невинных.
— Иисус умер за нас, людей. Он умер мученической смертью, — возразил отец Леонардо.
— Иисус умер за себя самого и за свои собственные идеи, — не согласился с ним Том.
— Это Рафуль вам сказал? Или его брат по оружию — Юнгблют?
— Скажем так, это археологический факт.
Отец Леонардо все понял. Очевидно, мужчина, который сидел напротив него, знал, что написано в свитках тамплиеров. Рафуль уже начал свою работу, когда его убили.
Он тяжело вздохнул.
— Давайте предположим, что Иисус из Назарета не был сыном Бога. Он был обычным человеком, который волей случая оказался в центре истории, и вы считаете, что располагаете бесспорным доказательством этого. Сколько надежд вы готовы разрушить? Скольким разочарованиям, какому количеству скорби и горя вы готовы подвергнуть человечество?
Том уставился в потолок. Не о том ли говорил старик-профессор? Каким был бы мир, не будь в нем веры в Бога? Том не смог этого себе представить.
— А как же правда? Разве церковь не отстаивает ее?
— Каждой правде свое время. Посмотрите на этот мир. Человечество еще долго не будет готово услышать правду.
Том кивнул.
— На нас охотились, некоторых из нас убили. Только посмотрите на кровавую расправу, которую учинили преступники. Мы не будем в безопасности до тех пор, пока эти свитки не опубликованы и не находятся в надежном месте.
— Скоро вы будете в безопасности, и больше никто не станет преследовать вас и ваших друзей, даю вам слово. Я покорно прошу вас подумать над моими словами, — произнес отец Леонардо и постучал в дверь, вызывая дежурного.
Том вздохнул.
— Я действительно могу доверять вам?
— Желаю вам благословения Божьего на вашем пути, — сказал на прощание отец Леонардо.
Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…
— Но это же невозможно! — воскликнул Буковски и так грохнул кулаком по столу, что Лиза испуганно вздрогнула.
— Что с тобой такое? — возмутилась Лиза. — Ты свихнулся?
Буковски яростно швырнул телефонную трубку.
— Звонили из прокуратуры. Мы должны немедленно освободить Томаса Штайна.
Лиза недоуменно посмотрела на него.
