Бессарабии, приписанной ей соглашениями 1939 года, но также провинции Буковина, не рассматриваемой в 1939 году как возможная сфера влияния СССР.
За довольно-таки неловкими советскими опровержениями того, что восемнадцать – двадцать дивизий Красной армии, отправленные в балтийские государства, находятся там как угроза рейху, последовала частичная сдача позиций по вопросу Буковины. Южная половина этой провинции, густонаселенной этническими немцами, была оставлена немцам, а остальная ее часть 28 июня была оккупирована советскими войсками. Тем не менее итальянский министр иностранных дел граф Чиано отметил: «Столицей, в которой концентрируются все нити заговора против немецкой победы, является Москва. Ситуация выглядела совершенно иначе, когда в августе и сентябре 1939 года большевики подписывали пакты с нацистами. В то время они не верили в триумф Германии».
Веком раньше австрийский министр иностранных дел граф Меттерних предостерег обеспокоенного царя против возвеличивания за счет мелких безобидных соседей, тем самым ликвидировав оплот безопасности России против Наполеона. Черчилль оптимистично предположил 27 июня: «Если Гитлер не сможет разбить нас здесь, он, возможно, повернет на восток. На самом деле он может это сделать, даже не прибегая к вторжению [в Великобританию], чтобы найти использование для своей армии и ослабить зимнее напряжение». Короче говоря, русские больше не могли обижать своих малых соседей, если, конечно, не хотели нажить себе новых врагов.
Более пессимистичный, чем фюрер, барон фон Вайцзеккер 30 июня заявил: «Возможно, Британии потребуется еще одна демонстрация нашей военной силы, прежде чем она развяжет нам руки в Восточной Европе». На следующий день Сталин принял нового британского посла сэра Стаффорда Криппса, доставившего послание от Уинстона Черчилля, касающегося угрозы германской гегемонии для периферийных европейских держав – Великобритании и Советского Союза. Несмотря на свой последующий лживый доклад об этой встрече немцам, Сталин вроде бы признал в беседе с Криппсом серьезность немецкой угрозы, но снова озвучил свое намерение избежать конфликта с рейхом, даже если это приведет к тому, что Советскому Союзу придется в одиночестве сражаться с Германией в 1941 году.
Днем позже, 2 июля, когда Гитлер без особого желания отдал приказ готовиться к вторжению в Великобританию, генералу Гальдеру было поручено обдумать операцию вторжения в Россию, которая должна была заставить ее признать доминирующее положение Германии в Европе. Уже 3 июля Гальдер записал, что стратегическим вопросом момента является следующий: «Англия или Россия?» В послевоенном анализе одного из первых участников планирования операции против России фельдмаршала Фридриха Паулюса говорится об опасении Гитлера, что любая попытка вторгнуться в Британию, не важно, успешная или нет, будет неизбежно препятствовать его шансам ведения кампании на востоке. И решающим летом 1940 года огромная антипатия фюрера к Советскому Союзу явно перевесила его более или менее выраженную враждебность к Великобритании.
В то время как жестокое нападение британцев на теперь нейтральный французский флот в Оране 3 июля, возможно, уменьшило надежды Гитлера на мир с Великобританией, он оставался сравнительно безразличным к недавним добровольным предложениям помощи в ведении войны со стороны японцев, испанцев и французов Виши, как и к попыткам Муссолини заручиться одобрением Германии на разные итальянские смелые инициативы в Средиземноморье. 11 июля Гитлер согласился с гроссадмиралом Редером, что вторжение в Великобританию через Канал должно состояться только в качестве последнего средства, а двумя днями позже фюрер в конце концов нашел в том успешное решение дилеммы: теперь оказалось, что именно надежды Великобритании на советское вмешательство поддерживали ее иначе необъяснимое нежелание заключить мир. Это якобы расстроило Гитлера, на том основании, что Япония и Америка, а вовсе не рейх, выиграют от пролития германской крови ради завоевания Британии и распада Британской империи. На деле, как показывает одновременно отданный Гитлером приказ о замедлении идущей в Германии демобилизации, беспокойство фюрера о судьбе Британской империи было главным образом прикрытием. Ему было необходимо найти предлог для собственного штаба, чтобы оправдать новую широкомасштабную кампанию против Советского Союза.
Гитлеровская амбивалентность по отношению к Британии вновь проявилась, когда 16 июля он добавил к указанию вторгнуться в Британию, «если необходимо», публичное обращение 19 июля к рейхстагу положить конец войне с англичанами. В своей впечатляющей речи фюрер заявил, что ему «почти что» больно уничтожать империю, которой он никогда не имел намерения повредить. Он не видел «причин, по которым эта война должна продолжаться», если британцы готовы пожертвовать Уинстоном Черчиллем и своей долей бывших немецких колоний.
Убедившись в отсутствии ответа англичан на его мирное предложение и постоянно помня о своих собственных сомнениях, касающихся «очень опасного» вторжения в Британию, Гитлер 21 июля рассказал о своих идеях армейской верхушке. Несмотря на признание фюрера в том, что нет никаких признаков агрессивности русских по отношению к Германии, все же предполагаемое заигрывание Сталина с Британией, якобы ради выигрыша времени и территории, было названо Гитлером истинной причиной начала планирования нападения на Советский Союз осенью 1940 года.
На следующий день генерал Гальдер был проинформирован, что фюрер приказал собрать от 80 до 100 дивизий в течение следующих четырех – шести недель. Он хотел сокрушить Красную армию (силы которой оценивались как 50–75 дивизий) и, кроме того, проникнуть в глубь территории Советского Союза достаточно далеко, чтобы предотвратить воздушные атаки русских на рейх и позволить люфтваффе бомбить промышленные предприятия Урала. В качестве политических целей Гитлер наметил доминирование Германии в Прибалтике, Белоруссии и на Украине. Фюрер признал, что такая кампания этой осенью ослабит текущие воздушные налеты на Британию, но уже приступил к обсуждению с гроссадмиралом Редером перспективы, устраивающей обе стороны, отложить приобретающее все более гипотетический характер вторжение в Британию до мая 1941 года.
В течение следующей недели, пока Гальдер обсуждал возможность выступления сотни немецких дивизий на Москву и захвата с этой центральной позиции Украины, фельдмаршал Кейтель убедил фюрера, что с точки зрения логистики невозможно вовремя вернуть немецкую армию из Франции для начала кампании осенью того же года. Как молодой Мольтке был вынужден объяснить кайзеру Вильгельму II в 1914 году: переброска нескольких миллионов человек не может производиться без подготовки и в последний момент, какими бы неотложными или благоприятными ни были политические обстоятельства.
29 июля генерал Йодль сообщил новость о намерении Гитлера напасть на Россию в 1941 году полковнику Вальтеру Варлимонту и его штабу в ОКВ. На вопросы шокированных военных относительно возможности такого нападения до победы над Англией Йодль дал весьма неубедительное объяснение. Он сказал, что мотив фюрера – собрать больше сил для покорения Великобритании, разгромив Красную армию, тем самым якобы высвободив людей и технику для переправы через Канал осенью 1941 года, то есть сразу после завершения русской кампании. Наконец, Йодлю пришлось сказать скептикам из штаба ОКВ, что фундаментальное намерение напасть на СССР в 1941 году больше не является предметом обсуждения. Гитлер уже принял решение. Верховному командованию армии (ОКХ), которое предпочло бы нанести «решающий удар» по Великобритании на относительно безопасном Средиземноморском театре, вместо этого пришлось поручить бригадному генералу Эриху Марксу (удивительно подходящая фамилия!) планирование русской кампании в следующем году. В этот период гроссадмирал Редер и его военно-морской флот оставались в неведении относительно восточных планов.
31 июля, встретившись с армейской верхушкой в Бергхофе, Гитлер, дождавшись ухода Редера, изложил свои предложения относительно России в подробностях. Он снова назвал операцию оправданной, потому что «Россия является фактором, на который Британия определенно делает ставку. Что-то случилось в Лондоне. Англичане были совершенно подавлены. Теперь они снова воспрянули духом».
Далее Гитлер сказал:
«Однако, если Россия будет разбита, тогда последняя надежда Европы исчезнет. Германия окажется хозяйкой Европы и Балкан.
Решение: в ходе этого противостояния с Россией должно быть покончено весной 1941 года.
Чем быстрее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция имеет смысл, только если мы сокрушим государство одним сильным ударом. Одного только завоевания территории недостаточно. Остановка зимой опасна. Поэтому лучше подождать, но принять твердое решение разгромить Россию. Это необходимо и в связи с ситуацией на Балтике.
