перейти — то на руку одеть — если что, то отпускаешь и он болтается и особо не мешает, и одним рывком в руку. Если хороший ремешок, проверенный — то и как кистеньком можно, если что. 700 грамм это не куль в кружке. А если бесшумник — так тем более. Вот как у меня.
И он показывает свой пистолет, который и впрямь висит на коротком ремешке. Подхватить его можно в момент, да и рука, в общем свободна и искать если что — не проблема, вот он. Разумно придумано, и я решаю сделать себе такое же приспособление.
— А что такое куль в кружке?
— Заменное. Вместо 'член в стакане'. Культурнее звучит.
— А, понял. Я-то думал ты по своей привычке своей что ехидное хотел съехидничать.
Он в ответ только подмигивает. Майор уже подошел и мы двигаем к грязно-зеленому БТР, который не вызывает особой приязни — по-моему именно этот гробик затонул, когда их сюда тащили водным путем на буксире.
Интересно, как выглядит сейчас Марсово поле. Скоро увидим.
Ладошки вспотели, волнуюсь, значит. Давно не был в центре города, нет, мимо проплывал, когда мотались по Неве, видели издалека, но вот своими ногами — с момента как пришла Беда — не был. На Троицком мосту расчищена полностью одна полоса — слыхал наши тут долго колупались, зато теперь проскакиваем быстро и, глядя из-за плеча Вовки в грязноватый триплекс, я сильно удивляюсь — уверен, что Марсово поле всегда было открытым местом. А тут — какие-то сплошные кусты, хорошо еще, что газонная трава невысокая. Но все равно удивительно.
Когда БТР огибает памятник Александру Васильевичу Суворову и, не чинясь, въезжает на само Марсово поле удивление только усиливается. Только сейчас доходит, что смотрю-то другими глазами — когда гулял здесь беззаботно, роскошные кусты сирени воспринимались как украшения, теперь, когда тут придется чистить — они же стали досадной помехой, резко ухудшающей видимость. А без видимости накоротке сходиться с шустером или морфом никак не охота.
— Чисто! — сообщает сидящий на этот раз башнером Енот.
— К машине!
Высыпаемся горохом, ребята тут же забираются повыше — на гранитные ступенчатые параллелепипеды, огораживающие квадратом Вечный огонь. Это вообще-то почетное кладбище как у Кремлевской стены — братская могила тех, кто погиб в февральскую революцию и прочие разные мутные личности, вроде погибших финских боевиков или руководства питерского ЧК. Они все лежат внутри квадрата, а мы как бы на стеночке. Растопыриваемся, стараясь засечь любую угрозу. Тут же рядом по периметру поспешно располагаются другие, прибывшие одновременно с нами на двух других брониках и нескольких грузовиках, одни с оружием, а кучка сумасшедших инженеров занимается дебютным прогоном своего творения — жужжа, взлетает самолетик из разряда больших моделей, к которому присобачена видеокамера. Следом в небо уходит крупноватый для игрушки вертолет, тоже с видео на борту. Технари начинают осмотр местности с обеих агрегатов. Пока у них все получается.
Успеваю немного повертеть головой, прежде чем нас с Надеждой сгоняют с теплого гранита вниз — в центр импровизированного форта. Разворачивать медпункт у Вечного огня, который сейчас не горит, разумеется, как-то не с руки, переглянувшись, приближаемся к инженерам. Ближе всего стоит здоровенный мужик с пультом от вертолета. Рядом с ним перед какими-то техническими прибамбасами сгорбился его напарник, внимательно глядящий в здоровенный экран — плазму что ли они сюда приволокли?
— Давай ближе к Троицкому мосту! — командует сидящий.
Изображение на экране начинает меняться, а я опять же удивляюсь — только увидев Марсово с высоты птичьего полета, понимаю, что оно из себя представляет, так бы и не понял. А тут четко видно — розовые дорожки-полоски аллей прямым крестом делят почти правильный зеленый прямоугольник поля и в самом центре на овальной площади как раз и сидим все мы, заняв гранитный квадрат мемориала. Поделенные крестом на четыре участка куски тоже пересекаются розовыми аллейками то ли на манер британского флага, то ли говоря проще — буквой Ж. Даже жаль, что сирень уже отцвела, совсем бы красиво было.
— Погодь, погодь — ближе — у красного пикапа что?
— Сейчас, — отвечает мужик с пультом, делая пальцами какие-то тонкие манипуляции.
Уважительно гляжу на его затылок — вишь, чего придумали, головастые. Еще бы их агрегаты могли бы с воздуха зомбей отстреливать, совсем бы им цены не было.
— Морф, ориентир красный пикап, северо-восточный участок, сразу за кругом кустов.
— Принял, Слонище, твой участок!
Сидящий рядом паренек с рацией подключается к переговорам.
К моему удивлению стрельбы совсем мало. Поле почти чисто, только несколько машин видел на газонах. И на охватывающих Марсово улицах тоже машин не густо. И зомби, судя по всему мало на поле.
От кучки инженеров, что контролируют самолетик доносятся обрывки фраз: 'московская пробка на Садовой… на Пантелеймоновском мосту грузовик раком стоит… нет, там не проехать… Второй Садовый мост — чисто, у Адамини с десяток стоячих…'.
Понимаю, что самолет делает достаточно широкий облет местности, а вертолетик более прицельно болтается над самим полем. Доносится лязг и грохот. Сначала не понимаю, что это, потом в просвет между блоками гранита вижу реанимированный БАТ, архаично выглядящее гусеничное чудовище, которое сейчас пробивает дорогу среди брошенных машин по набережной Лебяжьей канавки — неглубокого и неширокого канала, который отделяет от нас Летний сад. Ясно, ломится БАТ на Пантелеймоновский мост, видно все пока идет по плану — мы высадились в центре Марсова поля, теперь значится, другие блок-группы занимают мосты, а их тут куча и перекрывают на них возможный доступ мертвякам. Прачечный мост видно уже заблокировали, потому что на Пантелеймоновский и оба Садовых моста сразу после него должны были выдвигаться.
— У дома Адамини морф. Внимание пошел к Трехколенному мосту!
Странно, я такие название впервые слышу. С другой стороны мне-то пофиг всю жизнь было какой мост тут как называется, а вот корректировщикам точность важнее, чем королям. Так-то все просто было, когда на карте смотрели перед операцией — все эти достопримечательности расположены на Первом Адмиралтейском острове. Летний сад — тоже как бы часть. Потому как Лебяжья канавка — она канавка и есть. Вот и получается — прямоугольник — Летний сад, прямоугольник — Марсово поле. Вот сейчас Марсово поле практически под живыми все. Замечаю, что наши начинают слезать с гранита. На их место лезут новоприбывшие — и народу заметно прибавляется.
Спрашиваю вертолетчика прямо в его затылок, достаточно, к слову сказать своеобразный — потому как у молодого в общем мужика там седой клок и вразброс рыжая и черная волосня, что в целом очень оригинально выглядит, причем явно раскрас свой, не крашеное. Первый раз такое вижу.
— Куда это Охотничья команда двинула?
Тот свысока, не повернув голову, бросает: 'На морфа выводим!'.
Поворачиваюсь к Надежде. Она смотрит вопросительно.
— Слушай! Я мигом! Когда еще доведется тут бегать. Если что — я галопом обратно!
Она кивает, но смотрит неодобрительно. Ладно, неважно.
Успеваю в самый раз — все уже на броне и как только забираюсь к ним, трогаемся.
Дикое ощущение — ехать на броне по Марсовому полю.
— Ну и зачем? Сидел бы на месте, спокойнее бы было — неодобрительно замечает Андрей.
— Да ладно, когда еще здесь побывать удастся.
— Баловство…
А больше нам разговаривать не приходится, БТР огибает кусты сирени, и мы видим набережную реки Мойки и совершенно неожиданно — прямо за кустами странную фигуру, которая в первый момент совершенно непонятна, пока до меня не доходит, что это невезучая невеста, сейчас скорее напоминающая роскошную куклу, провалявшуюся год на помойке. Бедной девчонке не повезло в самый ее торжественный день, шарится теперь неприкаянно. Кто-то из наших походя срезает ее одним выстрелом, пока я тупо
