Итэн.
– Да, это... Это настоящая женщина, – прошептал Расмуссен, залпом опрокидывая свой стакан и вставая ей навстречу.
– Как поохотились? – перешел он на английский.
– Несущественно. Зато пейзаж – просто величественный! Ради этого стоило взбираться наверх.
Я тоже встал, и она улыбнулась мне.
– Привет, Джо!
Расмуссен перевел взгляд с нее на меня и внезапно рассмеялся.
– Та-ак. Все понятно. Хорошо. Очень хорошо! Ну, дети мои, развлекайтесь, а я пойду узнаю насчет ужина.
– Замечательный человек, – сообщила Илана, когда он ушел.
Я кивнул, протягивая ей сигареты, – в основном потому, что не мог придумать ничего более подходящего. В своем толстом норвежском свитере и лыжных брюках она выглядела очень маленькой, очень привлекательной и – стоит ли говорить? – очень желанной.
Не знаю, что ей удалось прочитать в моих глазах, но она отвернулась и направилась к противоположному концу зала и принялась разглядывать огромные дубовые балки, скрещенные копья и блестящие щиты, развешанные на стене.
– Это все настоящее?
Я кивнул.
– Сам дом, конечно, выстроен заново, но стоит он на подлинном фундаменте жилища древних викингов. Ему не меньше тысячи лет.
– Должна сказать, Расмуссен сам похож на этих викингов.
– Так оно и есть, – согласился я.
Возникла тягостная и довольно напряженная пауза. Казалось, что ей как-то не по себе.
– Самолет нам удалось обнаружить легко, – прервал я молчание. – И мы удостоверились, что один из погибших – Келсо.
– Да, миссис Келсо мне сказала об этом. Она поселилась со мной вместе. Больше ничего не случилось?
– Фогель со Стрэттоном выглядели очень разочарованными. А я еще обнаружил масляное пятно неподалеку от места аварии. Полагаю, кто-то недавно сажал там самолет на лыжах.
– Арни? – мгновенно оживилась она.
– Насколько я знаю, на этом побережье, кроме него, некому.
– То есть вы хотите сказать, что изумруды он нашел на месте аварии?
– Скорее всего. И те, что он дал вам, наверняка не последние.
– Но как он узнал об этом?
Этот вопрос я уже неоднократно задавал себе, и нашел единственный приемлемый ответ.
– От Сары Келсо. В первый вечер их пребывания во Фредериксборге она ходила к нему в гости. Видимо, тогда это и произошло.
– Без ведома Фогеля?
– В этом-то все и дело. Отсюда возникают некоторые интригующие перспективы, вы со мной согласны?
– Что вы намереваетесь делать?
– А почему я что-то должен делать? – пожал я плечами. – Все это становится слишком сложным для такого простого парня, как я.
– Какой притворщик! – хмыкнула она. – Какой жуткий притворщик! Пора мне действительно за вас взяться всерьез.
– В какой ипостаси? Как Илана Итэн или Майра Гроссман? – Не закончив фразы, я уже пожалел о том, что сорвалось с языка.
Улыбка мгновенно погасла. Я понял, что сделал ей больно.
– Да что вы к этому прицепились?
С чувством отвращения к самому себе я судорожно пытался найти какие-то слова извинения, но было поздно. За спиной послышались шаги. Фогель, Стрэттон и Сара Келсо спускались с лестницы; из кухни в тот же момент показался Расмуссен. Все одновременно громко заговорили.
Ужин был прост и обилен. Суп из чечевицы, за ним – треска на пару и бараний бок. На десерт подали кофе и бренди. Мы устроились вокруг камина. Неспешный разговор шел в основном о Гренландии и судьбах первопоселенцев.
Расмуссен стоял спиной к огню с бокалом в руке, рассказывая трагичную и красивую легенду – о том, как в десятом веке Эрик Рыжий открыл этот гигантский остров, о том, как тысячи исландцев и скандинавов заселяли эти земли, пока климатические условия не сделали жизнь здесь крайне сложной. По официальным данным, последний корабль ушел отсюда в 1410 году.
– А что было потом? – подала голос Сара Келсо. – Что случилось с теми, кто остался?
– Никто толком не знает, – пожал плечами Расмуссен. – Следующие триста лет – сплошное белое пятно. Когда в восемнадцатом веке тут высадились первые миссионеры, они обнаружили только эскимосов.
– Невероятно!
– И тем не менее это так.
– Вы правда считаете, – нарушил краткую паузу Стрэттон, – что первооткрывателями Америки были норвежцы, или это детские сказки?
Лучшей темы для продолжения разговора и искать не надо было. Расмуссен прямо загорелся.
– В этом не может быть никакого сомнения. Все, что описано в древних норвежских сагах – по преимуществу чистая правда. Они поднимали паруса именно здесь, в этом самом фьорде. И первым был Лейф Счастливчик, сын Эрика Рыжего. – Расмуссен сыпал именами и событиями, эхо его голоса отдавалось в стропилах огромного зала. Все слушали затаив дыхание. – Он открыл землю и назвал ее Винланд. Возможно, это в районе полуострова Кейп-Код, в Массачусетсе.
– Только возможно, – заметил Фогель. – Разве не правда, что большинство так называемых норвежских следов в Америке признано несостоятельными?
– Но это не означает, что их не было там вовсе, – парировал Расмуссен. – В сагах описано, что брат Лейфа, Торвальд Эрикссон, погиб в битве с индейцами, раненный стрелой в руку. Один датский археолог, Ааге Руссел, занимался раскопками на ферме близ Санднеса, это к северу отсюда. Она принадлежала брату Торвальда. Среди прочего он обнаружил наконечник индейской стрелы, несомненно происхождением из Америки, и кусок антрацита – такого же типа, что добывали на Род-Айленде. В Гренландии нет антрацита.
– Джо говорил мне, что вы сами много занимались подобными раскопками, – вступил в разговор Дефорж. – Вам что-нибудь попадалось подобное?
– Очень много. В сагах еще сказано, что некоторое время в Америке, на территории под названием Стромси, – точно установлено, что это остров Манхэттен, – одно время жили Торфинн Карлсефне и его жена Гудрид Верная. Там у них родился сын Снорре. Первый белый человек на американском континенте.
– И вы верите в это? – спросил Фогель.
– Абсолютно. Позже он поселился здесь, в Сандвиге. Этот самый дом построен на фундаменте его жилища. Я много лет занимался тут раскопками.
Все были буквально захвачены его неподдельным энтузиазмом.
– А вы можете нам что-нибудь показать? – снова проявил любопытство Фогель.
– Разумеется. – Расмуссен отставил стакан и двинулся к противоположной стороне зала.
Все встали и последовали за ним.
Не то что мне было не интересно, просто я много раз уже видел его любовно сохраняемую коллекцию. Кроме того, хотелось подышать свежим воздухом. Стараясь держаться в тени, я пробрался к двери, мягко закрыл ее за собой и вышел на улицу.
Было около одиннадцати вечера. В это время года окончательно темнеет только после полуночи. Дождь и туман при резком свете фонаря напомнили мне атмосферу Йоркширских болот.
На улице был настоящий ливень. Каменные плиты двора все были в мельчайших брызгах. Я перебежал
