— Вот дерьмо, — прошептал Билли, охваченный паникой. — Пора смываться!
— Заткнись, говорю тебе! — прорычал Миган, ударив кулаком по колену брата. — Не двигайся и открой уши пошире. Это может быть очень интересно.
Глава седьмая
Прелюдия и фуга
Фэллон сразу же понял, кто такой Миллер и спокойно ждал того, что произойдет, ссутулившись, засунув руки в карманы и расставив ноги. Этот человек обладал грубой силой, которую можно было ощутить физически. Отец Да Коста чувствовал, как она исходит от Фэллона и разливается в воздухе. Мысль о том, что может сейчас произойти в стенах его церкви, наполнила его ужасом.
Он торопливо приблизился и встал между Фэллоном и полицейскими. Анна в нерешительности замерла в метре или двух от них, по другую сторону балюстрады.
Миллер остановился, держа шляпу в руках, Фитцджеральд стоял чуть сзади. После неловкой паузы священник сказал:
— Думаю, вы помните мою племянницу, инспектор. Дитя мое, вместе с мистером Миллером пришел инспектор Фитцджеральд.
— Добрый день, мисс, — пробормотал Миллер, глядя на Фэллона.
— А это мистер Фэллон, — сказал отец Да Коста.
— Здравствуйте, инспектор, — проговорил Фэллон, не дрогнув.
Легкая улыбка играла на его губах, и глядя на это бледное лицо с решительным выражением глубоких черных глаз, Миллер испытал странное ощущение холода, у него возникло чувство, словно он увидел собственную могилу; это было необъяснимо. Затем внезапно ему в голову пришла странная и безумная мысль, его осенило, и он невольно отступил на шаг. Воцарилось молчание. Все ждали. Дождь барабанил в окна.
Анна нарушила тягостную тишину. Она направилась к балюстраде и оступилась. Фэллон подскочил к ней и поддержал.
— Все в порядке, мисс?
— Спасибо, мистер Фэллон. Какая я глупая, — произнесла она с очаровательной улыбкой, повернув лицо в Миллеру. — У меня были проблемы с органом. Боюсь, что как и все в этой церкви, он не в очень хорошем состоянии. Мистер Фэллон оказал нам любезность и дал несколько ценных советов.
— Ах вот как? — сказал Миллер.
Девушка повернулась к своему дяде.
— Вам не помешает, если мы сейчас посмотрим орган, дядя? У мистера Фэллона мало времени.
— Пойдемте в ризницу, инспектор, — предложил отец Да Коста. — Или, может быть, вам будет удобнее в домике?
— Честно говоря, мне хотелось бы задержаться здесь еще на некоторое время. Я сам играю на фортепьяно, но, признаюсь, всегда питал слабость к органной музыке. Если, конечно, это не помешает работе мистера Фэллона.
Фэллон любезно улыбнулся.
— Ну конечно, и вообще нет ничего дороже внимания публики, инспектор, ибо оно побуждает нас к наиболее полному проявлению творческих сил.
После чего он взял Анну за руку и повел ее в глубь храма мимо скамей хоров.
В темноте часовенки святого Мартина застыл Миган, он напряженно следил за происходящим. Билли прошептал:
— Я же говорил, что он тронутый. Как, интересно, он выпутается из этой заморочки?
— Голыми руками, Билли, голыми руками, — ответил Миган. — Готов поспорить на кучу денег. Знаешь, что я тебе скажу, — прибавил он с выражением искреннего восхищения, — я наслаждаюсь каждой минутой этого представления. Мне всегда доставляло удовольствие видеть настоящего профессионала за работой. А сегодня представился редчайший случай.
Фэллон скинул френчкот и оставил его на спинке скамьи. Он сел и пододвинул табурет, чтобы удобнее было доставать до педалей. Анна стояла справа от него.
— Вы пробовали клапан в том положении, как я вам говорил? — спросил он.
— Да, совсем другое дело.
— Ну хорошо. Сейчас я сыграю что-нибудь, и мы посмотрим, что еще не в порядке. Что вы скажете, например, о «Прелюдии и фуге ре мажор» Баха?
— Но у меня есть только ноты для слепых...
— Это не страшно. Я помню эту вещь наизусть.
Он повернулся и взглянул на отца Да Косту и полицейских, стоявших с другой стороны балюстрады.
— Если вас интересует, это был любимейший отрывок Альберта Швейцера.
Никто не проронил ни слова. Они ждали, затаив дыхание, и Фэллон снова повернулся к органу. В последний раз он играл давно, очень давно, и однако ему показалось, что это было вчера.
Он подготовил мехи, ловко настроил регистры (кроме голоса и челесты), а также проверил диапазоны и ход педалей. Затем он обратился к Анне:
— Что касается педалей, я посоветовал бы вам не пользоваться регистрами из дерева. Только диапазоном в шестнадцать футов и басами, да еще регистром тридцати двух футов, чтобы звучало громче. Что вы скажете по этому поводу?
— Интересное начало, что ни говори.
Ее охватил ужас, когда он спросил совсем тихо:
— Почему вы вмешались?
— А разве это не очевидно? — прошептала она — Все из-за инспектора Миллера и его напарника. Ну, а теперь играйте.
— Да простит вас Господь, вы ужасная лгунья, — сказал ей Фэллон и начал игру.
По церкви разнеслось арпеджо, не слишком быстрое, в котором ясно звучала каждая нота. Он работал носком и каблуком левого ботинка, чтобы достичь максимума громкости, играя с такой удивительной силой, что безумная догадка инспектора тотчас же потеряла свой смысл, ибо это было действительно талантливое исполнение.
Отец Да Коста был потрясен. Он стоял неподвижно и невольно восхищался блестящей игрой Фэллона, который уже обеими руками касался клавиш основного органа и отвечал каскадом сверкающих аккордов на призыв увертюры. Затем он снова повторил тему для педалей, и вновь ответил на нее блестящим пассажем.
Миллер коснулся плеча священника и шепнул ему на ухо:
— Великолепно, но у меня совершенно нет времени, отец мой. Не могли бы мы теперь поговорить спокойно?
Да Коста кивнул в знак согласия, хотя на душе у него было тяжело и повел их в алтарь. Фитцджеральд вышел последним, и от сквозняка резко хлопнула дверь.
Фэллон остановился.
— Они ушли? — проговорил он.
Анна Да Коста повернула к нему свои невидящие глаза, лицо ее выражало уважение и испуг; она коснулась его щеки.
— Кто вы такой? — прошептала она. — Что вы за человек?
— Это извечный вопрос, который задают человеку, — сказал он, снова начиная пассаж из увертюры.
Музыка слышалась и в стенах ризницы, она звучала не так громко, но все же проникала сквозь старые стены со странной силой. Отец Да Коста присел на краешек стола.
— Хотите сигарету, господин кюре? — спросил Фитцджеральд, доставая старый серебряный портсигар.
Священник взял одну и прикурил от предложенной зажигалки. Миллер разглядывал его — массивные плечи, черты лица, словно вырубленные из гранита, седая спутанная борода — и вдруг удивился: этот человек нравился ему. И именно поэтому он постарался принять наиболее официальный вид.
— Ну так что, господин инспектор? — спросил Да Коста.
