конечно, сложнее, чем обычный, но его может выполнить каждый хладнокровный и натренированный парашютист. Для нас же, испытателей, проверяющих надежность новых конструкций в условиях свободного падения, прыжок с задержкой раскрытия парашюта требовал более глубоких знаний и больших практических навыков.
Опыт мастеров прыжка с задержкой раскрытия парашюта — выдающихся советских воздушных спортсменов Н. Евдокимова, К. Кайтанова, В. Евсеева и Н. Аминтаева — говорил о том, что в беспорядочном падении без управления своим телом невозможно провести сколько-нибудь серьезные испытания в воздухе. Следовательно, надо было выяснить, при каком положении человеческое тело во время падения имеет наибольшую устойчивость и лучшую управляемость.
На эти вопросы в то время ясных ответов еще не было. Коллектив испытателей путем экспериментов вначале решал их самостоятельно. Затем в эту работу включились научно-исследовательские институты.
Тогда мы полагали, что наивыгоднейшее положение при свободном падении каждый парашютист должен подбирать для себя отдельно, что оно зависит от телосложения человека и тут стандартных правил быть не может. Да посудите сами! Рекордсмен Николай Евдокимов выполнял свои удивительные задержки в раскрытии парашюта, падая головой вниз, раскинув ноги в стороны. При этом руками и ногами он действовал будто рулями, сохраняя во время падения нужное ему положение. Известный мастер парашютного спорта Афанасьев падал тоже вниз головой, управляя телом при помощи ног. Он говорил, например: «Для того чтобы прекратить начавшийся поворот туловища влево, я отвожу на один момент левую ногу в сторону». Одна из первых парашютисток Советского Союза Нина Камнева, устанавливая в 1934 году рекорд задержки раскрытия парашюта для женщин, шла к земле плечом вниз и все время регулировала падение движением рук и ног. Некоторые парашютисты считали, что удобнее всего падать «солдатиком», то есть вниз ногами. А мой друг, опытный воздушный спортсмен Саша Колосков, предпочитал лететь спиной вниз, раскинув в стороны руки и ноги и через плечо посматривая на приближающуюся землю.
Таких примеров можно привести очень много. По сути дела, в то время каждый парашютист, выполняя задержку в раскрытии парашюта, падал по-своему. Мне кажется, что тогда на выбор наиболее удобного положения тела в свободном падении влияли не только физические факторы, но и некоторые психологические моменты. Если человек выполнил первый удачный прыжок с задержкой раскрытия парашюта, падая, например, спиной вниз, то такое положение, он и считал для себя наиболее удобным. В те годы весь свободный полет парашютиста, по сути дела, сводился к борьбе за сохранение устойчивого положения тела в воздухе, предупреждение возможности попадания в штопор или беспорядочного падения.
Штопор — коварный и опасный враг парашютиста. При этом неприятном явлении тело свободно падающего спортсмена вдруг начинает вращаться вокруг своей оси. Голова вращается по малому кругу, а ноги описывают большой круг. Человека, будто по спирали, с огромной силой, ввинчивают в воздух. Надо сказать, что лично мне приходилось попадать в штопор, когда я стал уже опытным парашютистом и мог быстро восстанавливать устойчивое положение тела в воздухе. Парашютисты же, которые не могли сразу справиться со штопором, испытывали неприятные и болезненные ощущения: голова наливалась тяжестью, появлялась нестерпимая резь в глазах, тело охватывала слабость. Штопор начинается с незаметного вращения, которое все ускоряется и может дойти до нескольких витков в секунду.
Каковы же причины, вызывающие штопор? При обычных прыжках, на скорости полета самолета 100– 180 километров в час, когда парашют раскрывается без задержки, штопор невозможен. Только пролетев в свободном падении 100–150 метров и приобретя большую скорость падения, спортсмен может попасть в штопор. Возрастающая скорость смещает центр тяжести человека. Встречные струи воздуха, действуя на разную площадь основного парашюта на спине и запасного на груди, заставляют парашютиста вращаться. Особенно опасен длительный штопор, ибо скорость вращения возрастает с каждой секундой падения. В этом мне пришлось убедиться на опыте товарища еще в первые годы своего занятия парашютизмом.
Один из парашютистов нашей части в День авиации демонстрировал прыжок с задержкой раскрытия парашюта в двадцать секунд. Находясь среди многочисленных зрителей, я с интересом следил за выполнением столь сложного по тому времени упражнения. Самолет, набрав высоту 1500 метров, прошел над аэродромом, и от него отделился парашютист.
В полевой артиллерийский бинокль я хорошо видел, как спортсмен в красивом устойчивом положении шел к земле, но под конец задержки его стало вращать. Зрители не видели этого, а если и видели, то не понимали, в какое серьезное положение он попал.
— Летит будто камень! Молодчина! — говорили они.
Но вот до земли парашютисту остается падать пятьсот метров, четыреста, триста, двести… Тут уж не только мы, авиаторы, но и все присутствующие на празднике поняли, что со спортсменом в воздухе происходит что-то неладное. Наступает напряженная тишина. Тысячи глаз с тревогой следят за падающим парашютистом. Какая-то женщина испуганно вскрикивает. Санитарная машина срывается с места. И тут над спортсменом, готовым скрыться из поля нашего зрения за невысоким строением метеорологической станции, белым клубком взметнулся шелк парашюта. Послышался глухой хлопок раскрывшегося купола, который в следующее мгновение, беспомощно обвиснув, опустился за строение.
Ожидая самого худшего, мы со всех ног бросились к месту падения парашютиста. Каковы же были наша радость и удивление, когда увидели его, стоящего на ногах, целого и невредимого. Парашютист был бледен, уголки его рта подергивались. Первые слова, которые он произнес, были:
— Дайте, пожалуйста, закурить!
Предложенную папиросу он взял табаком в рот и не сразу заметил это.
Что же произошло? Отделившись от самолета, парашютист в течение пятнадцати — восемнадцати секунд падал устойчиво. Но, когда до раскрытия парашюта оставалось каких-нибудь две — три секунды, его внезапно бросило в штопор и закрутило волчком. Помня, что он выполняет демонстрационный прыжок на празднике, что с земли за ним наблюдают тысячи людей, спортсмен хотел непременно преодолеть штопор и нормально раскрыть парашют. Он сделал одну попытку, вторую, третью… вращение продолжалось с прежней силой. Увлекшись борьбой со штопором, парашютист забыл про землю и, когда взглянул на нее, то она, необъятная, будто падающая на спортсмена, оказалась угрожающе близкой. Теперь уже дорога была каждая доля секунды, и спортсмен, оставив попытки восстановить устойчивое положение тела, рванул вытяжное кольцо запасного парашюта и едва не опоздал: раскрой он парашют секундой позже, и купол не успел бы принять на себя весь динамический удар и погасить скорость падения. В этом случае парашютист сильно пострадал бы. На деле же получилось так: купол раскрылся и погасил скорость падения, когда ноги парашютиста коснулись земли. Приземление было таким мягким, что он даже без труда устоял на ногах.
На выбор подходящего для меня положения тела в свободном падении тоже, видимо, оказал влияние психологический момент. Ведь эти мои поиски напоминали известную детскую сказку, в которой герою дается задача «Поди туда, не знаю куда! Принеси то, не знаю что!» Мне надо было найти удобное, устойчивое положение, но какое именно, я и сам не знал.
Когда я оставлял самолет, и меня начинало кувыркать и вертеть, я, видимо, походил на щенка, брошенного в воду. Я хотел обрести устойчивость, прекратить кувыркание и вращение, а потому делал руками и ногами какие-то движения. Ведь я уже знал, что они-то и есть те рули, которые помогают управлять телом в воздухе.
И вот однажды, перейдя, как обычно, в беспорядочное падение, я сделал какое-то движение и оказался в положении плашмя, лицом к земле, с раскинутыми в стороны руками и ногами. Сразу же чувство уверенности и покоя овладело мной. Встречный воздух упругим потоком ровно и ласково давил на мое тело. Я будто неподвижно повис в пространстве, а огромная земля с зеленеющим квадратом летного поля, ангарами, самолетами, стройными рядами выстроившимися на стоянках, неслась мне навстречу.
Это, как мне показалось, «чудо» продолжалось секунды четыре — пять. Потом меня вновь закрутило, но… я уже нашел то, что искал — удобное для меня положение тела в свободном падении. Однако принимать его по собственному желанию и устойчиво его сохранять я еще долго не мог научиться. Использовать на практике руки и ноги в качестве рулей мне никак не удавалось. Во время падения продолжительностью восемь — двенадцать секунд, несмотря на все усилия сохранить нужное положение,
