Джек Хиггинс
Сольная партия
Посвящается моей дочери Рут Паттерсон, которая считает, что время уже наступило.
Месть – это правосудие без закона.
ПРОЛОГ
Критянин свернул в калитку в высоком кирпичном заборе, окружавшем дом у Риджентс-парка, и юркнул в кустарник, растворившись среди теней. Он бросил взгляд на светящийся циферблат часов. Без десяти семь. Значит, у него еще есть немного времени.
Из кармана темной куртки с капюшоном он извлек „маузер' с шарообразным глушителем, проверил оружие и снова спрятал его.
Особняк выглядел внушительно, что, однако, не удивляло, – ведь он принадлежал Максвеллу Якобу Кохену или, для друзей, Максу Кохену, помимо всего прочего, председателю крупнейшей в мире компании по производству одежды и одному из самых влиятельных евреев в Великобритании. Человеку любимому и уважаемому всеми, кто имел счастье быть с ним знакомым.
К несчастью, он являлся еще и ярым сионистом – серьезный недостаток в глазах определенных людей. Впрочем, Критянина это ничуть не волновало. Политика – ерунда. Игрушки для детей. Он никогда не интересовался целью, только деталями, а в данном случае он самым тщательным образом их продумал. Сейчас в особняке Кохен, его жена и служанка – более никого. Остальная прислуга на ночь разъехалась по домам.
Он вытащил из кармана черный шлем-маску и натянул на голову, оставив неприкрытыми лишь глаза, нос и рот. Затем поднял капюшон куртки, вышел из кустов и зашагал к дому.
Когда раздался звонок, служанка Кохенов – испанка Мария – находилась в гостиной. Открыв дверь, она испытала самый большой шок, который ей когда-либо доводилось пережить. Возникший перед ней призрак сжимал в правой руке пистолет. В кошмарной прорези шерстяной маски шевельнулись губы, и до нее донеслись слова, сказанные по-английски хриплым голосом с сильным акцентом.
– Отведи меня к мистеру Кохену. – Мария открыла было рот, чтобы запротестовать. Но, угрожающе направив на нее пистолет, Критянин шагнул в прихожую и закрыл за собой дверь. – И быстро, если хочешь жить.
Девушка повернулась к лестнице, Критянин последовал за ней. Когда они поднимались по ступенькам, приоткрылась дверь в спальню, и оттуда вышла миссис Кохен. Уже много лет она жила в постоянном страхе, что случится нечто подобное. И вот теперь, увидев Марию, человека в маске, пистолет, она инстинктивно шагнула назад, захлопнула дверь, повернула ключ в замке и бросилась к телефону набрать три девятки.
Критянин толкнул Марию в спину. Служанка пошатнулась. Туфля соскочила с ее ноги. Она остановилась у двери в кабинет хозяина и после некоторого колебания постучала.
Макс Кохен открыл на стук, хотя и удивился, ибо в доме существовало строжайшее правило: до восьми вечера никому не позволять беспокоить его в его кабинете. Перед ним предстала Мария в одной туфле и с лицом, искаженным ужасом, затем ее отпихнули в сторону, и на ее месте возник неизвестный с пистолетом. Оружие коротко кашлянуло один-единственный раз.
В молодости Макс Кохен занимался боксом, и на какой-то миг ему показалось, что он снова на ринге и противник нанес ему сокрушительный удар в челюсть, от которого он оказался на полу собственного кабинета.
Его губы дрогнули в попытке произнести слова молитвы, которую читают на смертном одре все евреи: „Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один!' Но слова застряли в горле. Свет вокруг становился все слабее и слабее, а потом и вовсе опустилась темнота.
Когда Критянин выбегал из парадной двери особняка, первая из спешащих на вызов полицейских машин уже появилась в конце улицы, сирены остальных быстро приближались. Он метнулся в тень сада и перемахнул через стену в соседний двор. Несколько минут спустя он приоткрыл калитку и выскользнул на узкую улочку. Там он опустил капюшон, стянул с головы маску и поспешил прочь. Служанка уже описала его внешность прибывшим на место убийства полицейским, и сейчас данные о нем звучали в эфире. Неважно. Еще пара сотен метров, и он затеряется среди растительности Риджентс-парка. Пересечь парк, нырнуть в метро на его противоположной стороне, сделать пересадку на станции Оксфорд-серкус…
Критянин начал переходить улицу, когда вдруг раздался скрип тормозов и крик:
– Эй, там!
Полицейская машина – он понял это с первого взгляда. Юркнув в ближайший переулок, Критянин припустил бегом. Как всегда, ему повезло: пробегая вдоль стоящих машин, он заметил, как в одну из них садится мужчина. Хлопнула дверь, загудел мотор.
Критянин распахнул дверь, вышвырнул незнакомца на асфальт головой вперед и запрыгнул на водительское сиденье. Не теряя ни секунды, он вывернул руль, дал газ, смяв крыло припаркованной впереди машины, и рванул вперед, ибо полицейский автомобиль с рычанием уже приближался по узкой улице.
Убийца пересек Вейл-роуд и помчался по Паддингтон-роуд. Он знал, что у него оставалось совсем немного времени, чтобы оторваться от преследования, ведь через несколько секунд все окружные полицейские машины начнут стягиваться сюда, перекрывая пути к отступлению.
Впереди возник знак „Дорожные работы'. Стрелка предписывала объезд справа, не оставляя выбора. Улочка с односторонним движением между складами, узкая и темная, вела к станции Паддингтон-Гудс.
Полицейская машина висела на хвосте. Критянин прибавил газу и увидел впереди въезд в длинный узкий тоннель под железнодорожными путями. Там маячила человеческая фигура – девушка на велосипеде. Совсем еще молоденькая, в коричневом плюшевом пальто и полосатом шарфе вокруг горла. Она оглянулась. Белое испуганное лицо. Машину занесло.
Критянин крутанул руль, чиркнув крылом о стенку тоннеля так, что полетели искры. Бесполезно. Слишком мало места. Раздался глухой удар, ничего более, и девушку отбросило в сторону.
