– Боже всемогущий! – воскликнул Жарро. – А что, если что-то сорвалось? Если тебя выследят?
– Молись, чтобы не выследили. Такой финал не нужен ни тебе, ни мне. Я вернусь сразу после концерта. Скажем, в одиннадцать, договорились?
– Конечно, – едва слышно простонал Жарро. – Мне идти некуда.
Микали сел во взятую напрокат машину и уехал. Он был спокоен и не испытывал страха, хотя ясно осознавал, что Клод Жарро больше не может приносить пользу. Не говоря уже о том, что его сегодняшнее поведение оставляло желать лучшего. Он уже явно не тот, каким был раньше, в Алжире. Жаль, придется с Жарро распроститься. Однако сейчас следовало думать лишь о концерте.
К залу Микали прибыл за пятнадцать минут до начала концерта и едва успел переодеться. К счастью, все обошлось, и вот он уже стоял в кулисах и смотрел, как дирижер выходит на сцену.
Джон последовал за ним, в раздавшийся навстречу гром аплодисментов. Публика заполнила зал до отказа, в третьем ряду сидел Мелос и греческий посол с супругой. Мелос устроился на откидном сиденье.
Шуман написал одночастный концерт специально для своей жены Клары, пианистки. А позже переписал в трехчастный. В свое время музыкальный критик лондонского „Таймс' охарактеризовал это произведение как надуманное и напыщенное и воздал должное попыткам мадам Шуман выдать рапсодию мужа за настоящую музыку.
Под пальцами Микали творение Шумана заблистало новыми красками, отчего публика пришла в полный восторг. Так что все немало удивились, если не сказать больше, когда в середине интермеццо, прочитав переданную служителем записку, посол Греции, его жена и атташе по вопросам культуры поднялись и покинули зал.
Жарро следил за новостями по телевизору. Комментатор не сомневался, что убийство имело политическую подоплеку. В подтверждение этого он привел следующие факты: убийца сохранил жизнь шоферу, а также называл жертв фашистами. Вероятно, он принадлежит к одной из группировок, члены которой бежали с родины по политическим причинам и обосновались в Париже. В таком случае, полиция имеет прекрасную зацепку. Разыскиваемый – выходец с Крита, причем из простонародья. Шофер точно определил акцент террориста.
Трупы, особенно лежавшие на заднем сиденье „мерседеса', являли собой весьма впечатляющее зрелище и напомнили Жарро прежние подвиги Микали. После концерта он обещал вернуться. Но зачем? Есть только одна причина…
Лучше поскорее убраться, пока не поздно. Но где искать защиту? Не у полиции же и не у уголовников. И вдруг, несмотря на туманивший голову хмель, Жарро ясно увидел очевидный выход. Существовал только один человек, мэтр Девиль, его адвокат. Лучший, что признано всеми, адвокат по уголовным делам. Дважды он спасал Жарро от тюрьмы. И теперь он тоже что-нибудь придумает. Сейчас его, конечно, в офисе не найдешь. Значит, он у себя в квартире, где живет вот уже три года после того, как от рака умерла его жена. Улица Нантер, рядом с проспектом Виктора Гюго.
Жарро отыскал номер телефона и судорожными движениями начал накручивать диск.
После небольшого ожидания в трубке раздался голос:
– Девиль слушает.
– Мэтр, это я, Жарро. Мне необходимо с вами увидеться.
– Опять попал в беду, Клод, да? – Девиль добродушно рассмеялся. – Приходи утром ко мне в контору. Ну, скажем, в девять.
– Я не могу ждать, мэтр.
– Придется, приятель. Я отправляюсь в гости.
– Мэтр, вы сегодня слушали новости? О том, что случилось на Буа де Медон?
– Убийство? – переспросил адвокат уже другим тоном.
– Да. Вот о чем я должен с вами поговорить.
– Ты в гараже?
– Да.
– Тогда жду тебя через пятнадцать минут.
Жан-Полю Девилю исполнилось сорок пять. Он считался одним из самых удачливых адвокатов по уголовным делам во всем Париже. И тем не менее с полицией у него установились превосходные отношения. Хотя ради своих подзащитных он шел на любые ухищрения, его отличала честность, справедливость и скрупулезная корректность. Джентльмен старой закалки, он не раз оказывал услуги „Сюрте Женераль', тем самым завоевав безграничную симпатию этого учреждения.
Семья Девиля погибла во время массированных бомбежек Кале в 1940 году. Сам он не служил в армии по причине слабого зрения, и его, мелкого клерка из адвокатской конторы, вместе с тысячами соотечественников отправили на принудительные работы в Восточную Германию, а затем в Польшу.
Подобно многим французам, оказавшимся после войны по ту сторону „железного занавеса', он смог вернуться домой лишь в 1947 году. Поскольку вся его родня погибла, он решил начать новую жизнь в Париже. Жан-Поль воспользовался специальной правительственной стипендией, учрежденной для таких, как он, и получил диплом юриста в Сорбонне.
Кропотливым трудом Девиль создал себе доброе имя. В 1955 году он женился на своей секретарше, но брак его оказался бездетным. Мадам Девиль не отличалась крепким здоровьем, впоследствии у нее развился рак желудка, и после двух мучительных лет болезни она умерла.
Непростая судьба мэтра Девиля вызывала сочувствие, причем не только у полицейских и коллег, но и у членов криминального братства. Что, в общем-то, забавно, если учесть, что этот мягкий и симпатичный француз в действительности являлся полковником Николаем Ашимовым, украинцем по национальности, не видевшим дома вот уже двадцать пять лет. Возможно, он являлся крупнейшим русским разведчиком во всей Западной Европе. Относился он, однако, не к КГБ, а к его злейшему конкуренту – армейской разведке, известной как ГРУ.
