напряжения и волнений тех ужасных лет и умерла в 1950 году – том самом, в котором ее муж отказался явиться на заседание возглавляемого Джозефом Маккарти подкомитета.
Но Рили не думал сдаваться. Покинув Голливуд, он с восьмилетней дочерью обосновался в старом полуразвалившемся фермерском домике в долине Сан-Фернандо и несколько лет зарабатывал на жизнь как „сценарный доктор'. Если у кого-то возникали проблемы, он отдавал сценарий Рили, и тот за вознаграждение переписывал его. Естественно, имя Рили не появлялось в титрах.
В общем-то, на жизнь Син не жаловался. Он написал два романа, посадил виноградник и вырастил дочь, подарив ей всю свою любовь, понимание и благородство и научив уважать землю и все лучшее в людях, а еще – ничего не бояться.
Кэтрин выросла угловатой, нескладной смуглой девочкой с серо-зелеными глазами и черными волосами, унаследованными от матери, еврейки из Варшавы. В 1962 году она окончила факультет психологии Лос- Анджелесского университета, занималась экспериментальной психиатрией в Тавистокской клинике в Лондоне и защитила докторскую степень в Кембридже в 1965 году.
Оттуда она направилась в Вену, в Хольцеровский институт для психически неуравновешенных преступников с целью глубже исследовать интересовавшую ее тему – психопатологию насилия. Именно там она впервые столкнулась с удивительным феноменом наших дней – с партизанской войной в городских условиях. И с террористами – выходцами из буржуазной среды.
В последующие годы Кэтрин Рили продолжала свои научные изыскания и опросила множество интересующих ее людей почти во всех крупнейших городах Европы. Порой ей приходилось работать совместно с государственными службами, что вовсе не приводило доктора в восторг.
Она постоянно поддерживала самые тесные контакты с отцом и по меньшей мере дважды в год приезжала домой. Тот, в свою очередь, навещал дочь в Европе, особенно когда работа над сценарием итальянского фильма привела его в Рим. Дела Рили пошли лучше. Его имя вновь стало появляться на экране. Он завоевал призы за лучший сценарий на фестивалях в Берлине, Париже и Лондоне. Но в 1970 году тяжелейший сердечный приступ свалил его на пороге домика в Сан-Фернандо.
Горестное известие застало Кэтрин в Париже, в Сорбонне. Она сразу же вылетела домой. Рили держался изо всех сил, дожидаясь дочь, и, когда она наконец появилась в палате, голубые глаза на его мужественном загорелом лице, ставшем вдруг таким старым, блеснули ей навстречу знакомым светом. Она взяла его за руку. Он улыбнулся и умер.
На похороны пришли все: режиссеры, актеры, продюсеры, чиновники, те, кто боялся заговорить с Рили в трудные годы. Кто поворачивался и уходил прочь, стоило ему появиться неподалеку. Теперь же, когда он умер, даже пошли слухи, что Академия, возможно, учредит специальный приз его имени.
Как и подобает католичке старого закала, Кэтрин отказалась от кремации и стояла на кладбище у свежей могилы, принимая рукопожатия, и ненавидела, ненавидела всех этих трусов и лицемеров, чередой проходивших мимо.
А потом она сбежала в фермерский домик в долине Сан-Фернандо, но это не помогло – все вокруг напоминало об отце.
Кэтрин не к кому было обратиться, ибо одному отец не научил ее – как строить отношения с противоположным полом. Все ее романы отличались скоротечностью и по-настоящему не затрагивали чувств, а следовательно, не удовлетворяли и физически. Печальная истина заключалась в том, что ни один из встреченных Кэтрин мужчин не шел ни в какое сравнение с отцом.
Когда она находилась уже на грани срыва, спасение пришло в виде письма с английской маркой и кембриджским штемпелем, которое однажды утром появилось в почтовом ящике. В письме содержалось приглашение вести исследования в колледже, где Кэтрин прежде работала, и она ухватилась за предложение, увидев в нем спасительный выход.
С тех пор все наладилось. Казалось, она вернулась домой. У нее была работа, рукопись ее книги и Кембридж во всей своей красоте. Особенно красивым казался он в то замечательное апрельское утро 1972 года, когда Кэтрин впервые встретила Джона Микали.
Всю ночь она просидела над гранками пятого издания книги. Издатели просили закончить редактуру к пятнице. Вместо того чтобы лечь спать, Кэтрин решила не ломать привычный распорядок дня: надела спортивный костюм, села на велосипед и поехала в центр, такой чистый, тихий и красивый в ранний утренний час.
Пятнадцать минут спустя она бежала по тропинке вдоль газонов, спускающихся к реке. Кэтрин прекрасно себя чувствовала. Она отлично поработала ночью и теперь наслаждалась свежим утренним воздухом. Вдруг она услышала за спиной чьи-то шаги. Ее догнал Микали. На нем был простой голубой спортивный костюм и кроссовки, а на шее – белое полотенце.
– Прекрасное утро для бега, – заметил он.
Кэтрин сразу узнала его – еще бы, ведь афиши с его фотографией вот уже две недели висели повсюду в Кембридже.
– Да, почти как всегда.
Лицо музыканта осветилось улыбкой.
– А вы тоже из Америки. Мой день начался с везения. Вы здесь учитесь по обмену?
Ирландская сторона характера взяла верх, и Кэтрин громко рассмеялась.
– Те времена давно в прошлом. Я педагог. Преподаю в университете. Меня зовут Кэтрин Рили. Я из Калифорнии.
– Ничего себе! Я тоже. Мое имя Микали – Джон Микали.
С чувством некоторой неловкости она приняла протянутую руку, и тут же от странного волнения по коже побежали мурашки и в желудке разлился холод – новое и непонятное ощущение…
– Знаю. Сегодня вечером вы исполняете Четвертый концерт Рахманинова в сопровождении Лондонского симфонического оркестра.
– Надеюсь, придете?
– Вы, наверное, смеетесь. В первый же день студенты с ночи стояли у касс, в продаже не осталось ни
