Страдать за все: за тщетность бесплодных осмыслений,за то, что сердце друга в жестоком отдаленье,за хладный ум Паллады в порыве Аполлона…И в постоянной тяге к непостижимой ширибыть вечно одиноким и жить уединенно —быть строчкой, для которой нет рифмы в целом мире!
Песня из посмертного фарса
Перевод О. Савича
Я умру прозаически на своей постели(желудок, легкие, печень, ухо, горло, нос?)и послушным трупом отправлюсь к последней цели,закутанный в саван под шелест вздохов и слез.Хотя смерть в двери жизни ежедневно стучится,любопытство всегда окружает мертвеца;набит посторонними, в улей дом превратится,и соседи глаз не сведут с моего лица.Придут поклониться незнакомые с цветамии родным, кому горе слезы уже сожжет,будут соболезновать избитыми словами,потупясь, как свойственно тем, кто знает, что лжет.Какая-нибудь святоша без капельки крови,под ноги глядя, прошамкает «за упокой»,и самые старые из всех нахмурят брови,прикидывая, кто же последует за мной.Остальных развлечет дурак веселого складаили тихо рассказанный сальный анекдот,и чашка пахучего, сладкого шоколадана выручку неловкости в паузах придет.Нынешние друзья к останкам, что прежде былимоим «я», соберутся опять со всех сторон;увидев, что эти стихи стали сценой были,они шепчут друг другу: «Все предчувствовал он!»До самого утра, тяготея над собраньем,понятие «никогда» будет всем невтерпеж;потом придет утешенье: «Мы жить дальше станем», —и завтрашний день придет… Но ты, ты не придешь.В плену у забвенья, как в заколдованном замке, —это счастье? А каким бы могла ты владеть!Мое имя и фамилия в траурной рамкенеожиданно заставят тебя побледнеть.Спросят: «Что с тобой?» — «Ничего», — и напудришь щеки,но спрячешься в спальне, не справившись с дрожью рук.и заплачешь в подушку, шепча вот эти строки,и в эту ночь не коснется тебя твой супруг…
Хороша моя девчонка,и, как я, она черна;на других не променяю,мне другая не нужна.Шьет она, стирает, гладит,но что главное, конечно, —как готовит!..Ну, а если пригласитьпотанцевать,