Поэзия Латинской Америки

твои песни свечами тают,
для тебя не жалея света…

Ты сегодня убит в таверне,
друг мой Монтеро!

Луна показалась сегодня
как раз над моим окошком,
вдруг упала она на землю
и осталась лежать на дороге.
Мальчишки ее подобрали,
чтоб лицо ей отмыть от пыли,
а я взял ее тихо ночью
и тебе положил в изголовье.

West Indian LTD[163]

«Вест-Индия! Это — ром, и табак, и кокосы…» Перевод Н. Горской

Вест-Индия! Это — ром, и табак, и кокосы.
Люди улыбчивы, смуглы, темноволосы,
консерваторы и либералы,
земледельцы и скотоводы,
деньги тратят они, как воду,
но денег у них до смешного мало[164].
Здешнее солнце излишне ярко и пылко —
пересушило розы, перегрело затылки.
Взгляните на нас: модный пиджак прикрывает плечи
и набедренная повязка — перед;
люди доверчивы и сердечны,
в прошлом — рабы, неотесанный сброд,
разные дрожжи, разное тесто;
Колумб грациозным жестом —
во славу Испании! — причислил к Индии этот народ.

Здесь много черных, и желтых, и мулатов, и белых.
Скажу я лично — мало красок приличных,
после актов, контрактов и пактов различных
слиняли чернила, разобраться в цвете трудное дело.
(Кто мыслит иначе, пусть встанет и выступит смело.)
Здесь партии есть, группировки и группы,
и ораторы есть — слышите: «В этот период трудный…»
Есть банкиры и кулинары,
спекулянты и стрекулисты,
юристы и журналисты,
медики и швейцары.

Все есть — мы народ не нищий.
А если чего-то нет — поищем и сыщем.
Вест-Индия! Это — ром, и табак, и кокосы.
Люди улыбчивы, смуглы, темноволосы.

Ай, островная страна
под солнцем жарким и ярким!
Быть заповедным пальмовым парком —
разве ты не для этого создана?
Уголок зеленый
на пути кораблей туристских,
полно пассажиров, но нет живописцев
и нет влюбленных;
покинув Таити, Афганистан иль другую страну,
кто-то в вашем порту, мимоходом,
жует кусок небосвода
и запивает ромом голубизну;
на побережье английский язык повсюду,
сыплются «yes»[165] горохом на блюдо.
(Язык чичероне и лизоблюда.)
Вест-Индия! Это — ром, и табак, и кокосы.
Люди улыбчивы, смуглы, темноволосы.
Дворянин с Антилл, на тебя я гляжу, смеясь, —
ты скачешь мартышкой с ветки на ветку,
споткнуться боишься, жалкая марионетка,
и все равно попадешь в грязь.
Над тобою смеюсь, аристократ белокожий, —
видна голубая кровь под легким загаром! —
ты славишь свой род с неизменным жаром,
кичишься умом и любишь деньги до дрожи.
Над тобою смеюсь, одураченный черный,
на лимузины ты пялишься, как дурак,
и твоя чернота для тебя зазорна,
и отдыхает твой мощный кулак.
Надо всеми смеюсь: над полицейским и вором,
над профессором и студентом,
над дворником и президентом.