Поэзия Латинской Америки

РОКЕ ДАЛЬТОН ГАРСИА[256]

Иду к твоим боям Перевод П. Грушко

Отчизна,
крестьянка-мать,
я умолкаю, голос твой заслышав,
и чувствую, как сердце наполняет
любовь К тебе!
Когда я думаю об улицах угрюмых
и о горах, стремительно взмывающих
в заоблачную высь,
о шумных митингах твоих,
о каждом голодающем ребенке,
о пролитых в молчании слезах,
о вспышках гнева
и о твоих кровоточащих ранах,
когда я думаю о голосах печальных,
о трудном хлебе,
о спинах, по которым плеть гуляет,
когда я вспоминаю всех убитых
и каждый выстрел по Свободе,
и каждого предателя и тех,
кто кулаки до крови сжал в карманах,
когда я думаю о знамени твоем,
О времени, летящем над тобою,
и о глазах, в которых смерть застыла,
и о других глазах — глазах слепцов, —
я в битвы за тобой иду, отчизна!
Ты словно роза в сердце распустилась!

УРУГВАЙ

ХУЛИО ЭРРЕРА-И-РЕЙССИГ[257] Перевод М. Самаева

Возвращение с полей

Закат чистейшим златом воздал за все труды…
И женщина, светлея от глаженого ситца
и в волосы вплетенной душистой резеды,
с шитьем или вязаньем на свои порог садится.

Вот девушка проходит, неся кувшин воды, —
ботиики, шаль и посох, чтобы не оступиться.
За часом час минует сонливой вереницей,
Аркадии дыханье чуть шевелит сады.

Все тихо… Лишь из лужиц, синеющих, как нимбы,
доносятся лягушек гнусавые маримбы[258].
В озерах алый отсвет заката все тусклей.

Вершины розовеют — как призраки в тумане,
и пыль у горизонта клубится — то крестьяне
усталою гурьбою идут домой с полей.

Пробуждение

Дверь настежь распахнулась, и, млея от истомы,
Алисия и Хлорис, открыть не в силах глаз,
от света влажных, трут их, развеевая дрему,
обрывки сновидений, столь сладких в ранний час.

В фонтане день умылся, невинно обнажась,
и праздный плуг проснулся на ложе чернозема.
Священника сутана степенно, мимо дома
проплыв, с тенями сада цветущего слилась.

Все дышит и смеется. Гора порозовела,
но в снах еще средь звездных скитается дорог.