А теперь, Христос, закрой мне глаза,Губы заледени, —Потому что сказаны все словаИ лишними стали все дни.Друг от друга не отрывали мы глаз, —Он смотрел на меня, а я на него, —Словно в смерть вонзались зрачки, —Как огонь агонии, длился экстаз,Озаряя последнею бледностью нас.А за этим мгновением нет ничего!О как судорожно говорил он со мной!А в смятенных словах моих, полных тоски,Был восторг, и истома, и страх, —О судьбе говорила моей и его,О любви роковой, —О замесе крови на сладких слезах.После этого знаю я — нет ничего!Не осталось росинки такой на цветке,Чтоб слезойПо моей не скатилась щеке.На губах — немота,И в ушах — глухота,И в глазах — слепота, — так бесцветна земля!Смысла жизни ни в чем не увижу я,Ни в багровых цветах,Ни в безмолвных снегах!Потому и прошу я тебя, Христос, —Я и в голод к тебе за хлебом не шла, —А теперь пожалей,Закрой мне глаза,Иней на губы мне положи.От ветра плоть мою защити, —Ведь его слова пронеслись по ней,От дневного света освободи, —Днем я вижу его ясней!Так прими же меня, я иду,Переполненная, как земля в половодье!
Стыд
Перевод Инны Лиснянской
О как твой взгляд меня преображает! —Лицо сияет, как в росе травинки.Меня тростник высокий не узнает,Когда к реке спущусь я по тропинке.Стыжусь себя: остры мои колени,Надломлен голос, рот сведен тоскою.Пришел ты — и себя я на мгновеньеПочувствовала жалкой и нагою.Не встретил бы и камня ты сегодняБесцветнее, чем женщина вот эта,Которую заметил ты и поднял,Увидев взгляд ее, лишенный света.Нет, я о счастье — никому ни слова,Нет, не поймут идущие по лугу,Чтó так разгладило мой лоб суровыйИ чтó за дрожь пронизывает руку.Трава росу ночную пьет стыдливо.Целуй! Смотри, — не отрываясь, нежно!А я наутро буду так красива,Что удивлю собой тростник прибрежный.
