Элхар с Минцерой обменялись задумчивыми взглядами. У Филина в груди разлилось отчаяние.
— Почему этот Акулья Наживка убил Цифу?
— Я не знаю! — взвыла Киса.
— Почему? — Он чуть нажал на нож.
— Я не знаю, я не знаю, не… — Отчаянные отнекивания Кисы сорвались в крик, когда лезвие пронзило руку. Филин и Цитанек в ужасе прижались друг к другу.
— Почему Акулья Наживка убил Цифу? — Кинжал переместился к следующему пальцу.
— Она знала его, — выдохнула Киса. — И пыталась взять в плен.
Элхар нахмурился.
— Откуда она его знала?
— Он бывал во Дворце.
— С кем?
— Откуда мне знать? — крикнула Киса.
— Думай быстрее, — пригрозил он, нажимая на нож. — С кем?
У нее больше не было сил сопротивляться.
— Дом Ихавов, — сказала она с тоской.
Минцера от удивления приподняла брови; Элхар кивнул с мрачным удовлетворением.
— Антрин, — произнесли они одновременно.
Цитанек закрыл глаза.
— Так, объясняй, — велел Элхар. — Какое отношение имеет Антрин Анжибар-Ихав к тебе и твоим друзьям — трущобным крысенышам?
— Я не понимаю, — вяло ответила Киса. — Он просто Акулья Наживка. Он помог нам разузнать, что случилось с Филином, но больше ничего не хотел делать. Он сказал, что не хочет вмешиваться в бесконечные интриги Домов Советников.
— Но сейчас он уже замешан, — злобно заметил Элхар. — Я убью его за это.
— Ты можешь только попытаться, — холодно заявил Цитанек. — Цифа была проворнее тебя, Элхар; а этот Акулья Наживка — это тебе не ребенок, которого ты можешь мучить.
На мгновение показалось, что слова Цитанека вызовут ярость Элхара. Но вместо этого он повернулся к управляющей:
— Уведи отсюда Щенка и маленькое отродье. А мне надо получить от Кисы еще кое-какие ответы, пока не пришла Миледи.
Минцера пошла выполнять поручение. Дрожа, Филин вскочил, опираясь на крепкую руку друга.
— Киса, — прошептал он с мольбой.
— Не оставляй меня! Филин! — Ее голос дрожал от ужаса.
— Киса! — взвыл он. Минцера взяла мальчика за руку и стала подталкивать к двери. Он пытался вырываться. — Киса! Дайте мне помочь ей! Пустите меня! Киса!
Минцера и Цитанек увели его. Они шли по потайному проходу, и где-то на полпути к апартаментам Гитивов на Филина нахлынула волна видений. Ужасные, кровавые образы закружили его, как щепку в водовороте, он прижался к Цитанеку, истерично рыдая.
— Он убьет ее. Он убьет ее! Сначала измучит, а потом убьет. О, Киса! — Потом Филин повернулся к управляющей, стараясь говорить спокойно. — Ну, пожалуйста. Пожалуйста, Минцера. Останови его. Пожалуйста. Ты должна.
Она молча посмотрела на него. И, словно обретя контроль над собой, протянула к нему руку. Но потом опустила ее, как ненужное орудие, не успев дотронуться до него.
— А твои видения говорят, что я могла бы это сделать? — спросила она.
Хотя Филин чувствовал, что в ней мелькнула решимость, соврать не смог.
— Нет.
Лицо Минцеры смягчилось, но тут же застыло в отчужденности.
— Миледи.
— В чем дело? — спросила неожиданно появившаяся Миледи. Пальцем, холодным, как коготь, она повернула лицо Филина к тусклому свету.
— Слезы?
— Мне плохо, — сказал ей Филин. — Элхар, уж будьте уверены, все объяснит.
Миледи сжала губы.
— Да уж, несомненно. Уложите мальчика в постель, — добавила она сухо, — и пусть один из вас останется с ним, пока я не приду.
С Филином остался Цитанек. Довольно долгое время Филин молча смотрел в потолок. Наконец, он повернулся к другу.
— Я не хочу спать, — прошептал он.
Цитанек пригладил его взъерошенные волосы.
— Ах, Филин. Я чувствую себя беспомощным. Ну почему я ничего не могу сделать!
Филин вздохнул.
— Мы все беспомощны — фигуры хассе в игре Исивы. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и закрыл доску, даже если я при этом упаду и сломаюсь. О, Господи, Цитанек, мне так страшно. Она имеет такую власть над нами. Если мы не сможем освободиться от нее, то рано или поздно мы и вправду станем фигурами хассе, как она хочет. Как Элхар — слеп ко всему, кроме паутины подозрений и интриг, которые Исива научила его видеть; или как Минцера, превратившаяся в камень прямо у меня на глазах. Я не хочу быть слепым и безжизненным, бесчувственным, как гранит, маленькой фигуркой хассе, которой лестно прикосновение ее руки. Нет.
Встретившись с мальчиком взглядом, Цитанек погладил его по лицу, покрытому синяками.
— С тобой этого никогда не случится, Филин. Никогда. Даже если ты проживешь здесь сотню лет, она не сможет выстудить твое сердце. Скорее солнце превратится в лед. А Минцера… Она не то чтобы у тебя на глазах превратилась в камень — она была камнем, сколько я ее знаю, холодным, как мрамор. Филин, мой дорогой, удивительный Филин — это просто в твоем присутствии она превращается в человека.
Они смотрели друг на друга и молчали. Глаза Филина наполнились слезами.
— Киса, — простонал он. — О, боги, бедная Киса.
— Филин, — пробормотал Цитанек. У него самого защипало в глазах, когда он бережно обнял друга, позволяя выплакаться.
В таком виде их и застала Миледи. Цитанек видел ее довольную улыбку. Усилием воли он стер с лица выражение гнева и отчаяния. Она властно приказала ему:
— Оставь его и иди со мной, Цитанек.
Филин сжал его руку в молчаливой мольбе. Молодой Лорд колебался.
— Можешь вернуться, когда я закончу с тобой, — с пониманием сказала Миледи.
— Мужайся, Филин, — пробормотал он, и мальчик выпустил его руку.
Филин прислушивался к удаляющимся шагам. Услышав, как за ними захлопнулась дверь, он закрыл глаза, замедлил дыхание и, шаг за шагом, хоть и было больно, построил себе образ тихой гавани, как учила его Арра.
Глава двадцать первая
НОЧНАЯ РАБОТА
Эта гавань была заполнена сумерками и загадочными тенями. Филин шел на тусклый свет какого-то огонька впереди и на тихое звучание музыки, но в свете свечей сидела не Арра. Это был мужчина с огненно-рыжими волосами, одетый в серую тунику служителей Ветровеи. Филин вспомнил его: это тот самый друг Арры, которого они видели у Храмовых ворот — Кериден.
Да. Мы с Аррой работаем вместе. Мы хотим помочь тебе.
Вы можете спасти Кису? — В его мысленном голосе звучало горе.
Нет.
Тогда что вы можете сделать?
Я хочу научить тебя кое-чему: призывать меня или Арру.
Разве недостаточно просто приходить сюда? — удивленно спросил Филин.
