снова мог мыслить ясно. Принцесса обрадовалась: наконец-то паренек, которого она знала, вернулся.
— Да разве он мне поверит? — удивился знахарь.
— Еще как поверит. Наш умник втайне верит в твои силы больше всех остальных… за исключением меня. Давай, поторопись.
Ведьмин Сын пришпорил своего неказистого мула и галопом ускакал искать ученого, а Фиррина осталась одна. Ей было над чем подумать. Оскан правильно угадал место, которое она предпочла бы, чтобы схватиться с имперской конницей. Нужно найти, где дорога сужается, а по обе стороны от нее под деревьями густо разросся подлесок. Там враги не смогут их окружить. Что может быть проще? Каким бы многочисленным ни был враг, ему придется растянуться, выстроившись по нескольку человек в ряд. А солдаты принцессы смогут встать в хоть десять рядов. Надо только смотреть в оба и подыскать подходящее место…
Через час такое место нашлось. По какой-то причине, известной лишь древним строителям, проложившим здесь путь, дорога резко сужалась, взбираясь на невысокий холм. У самой дороги плотной стеной сгрудились деревья, кусты и заросли ежевики. Ни одна лошадь не продерется сквозь такой заслон, чтобы обойти засаду с фланга, а подъем даст Фиррине и ее воинам небольшое дополнительное преимущество…
Принцессу охватило отчаяние. Имперская конница считается самой опасной армией в мире, что такое две сотни пеших солдат против такой силищи? На что же надеяться? Как они смогут выстоять, когда у противника в несколько раз больше солдат? И вряд ли к Фиррине и ее дружинникам прибудет подкрепление, прежде чем всадники Полипонта сметут их… Так зачем вообще сопротивляться? Может, лучше сдаться в плен в надежде вымолить у победителей снисхождение к простым людям Айсмарка?
На минуту принцесса почти убедила себя, что так будет лучше… но потом вспомнила рассказы о зверствах имперцев. Хотя, конечно, неизвестно, насколько этому можно верить. Ведь подобные слухи распускают те, кто проиграл в битвах с империей. А поскольку Полипонт до сих пор не знал поражений, таких проигравших набралось немало. И все они ненавидят империю. Она отняла у них свободу, превратила в безликих рабов. Ничего удивительного, что эти люди рассказывают всем о жестокости имперцев. Быть может, они сгущают краски, а на самом деле Полипонт достойно обращается с завоеванными народами. Но даже если и нет… Фиррина ведь все равно не могла с этим ничего поделать, верно? А может, ее не волнует, что целые города угонят в рабство, работать в шахтах и на заводах? Может, ей все равно, если самых старых и беспомощных имперские рабовладельцы прилюдно казнят для устрашения остальных? Так почему бы не сдаться теперь, пока она еще законная правительница и ей не грозит гибель? В глубине души Фиррина с ужасающим чувством облегчения представляла, как передаст ответственность за судьбу Айсмарка в руки империи. Она могла бы стать марионеткой в их руках, королевой, выполняющей чужие приказы… А возможно, и люди тоже не станут возражать… Какая разница, одна монархия, другая…
И тут, когда отчаяние уже переполнило душу Фиррины, в ней заговорила кровь — кровь рода Линденшильда и гордых гиполитанок, — заставив встрепенуться, расправить плечи и вздернуть подбородок. Она — наследница престола и не может позволить себе поверить, что рассказы о зверствах империи неправда. Она обязана защищать свою землю и свой народ! Это ее предназначение в жизни и ее долг. Как она может предать людей, обмануть их доверие, пусть даже перед лицом смертельной опасности? И самое главное: она — дочь своего отца и должна встретить и задержать врага, чтобы дать беженцам хотя бы шанс на спасение. Или умереть, пытаясь выполнить свой долг…
И все равно ей было страшно, ведь на ней лежала такая огромная ответственность! Впервые Фиррина позавидовала своим сверстницам — простым крестьянкам, дочерям купцов или ремесленников. Им-то приходится думать лишь о себе и ближайших родственниках. И никто не взваливает на их хрупкие плечи бремя ответственности за целую страну. Да и по силам ли им такое?
Принцесса обнаружила, что уже поднялась на вершину холма, и натянула поводья. Капитан дружинников все это время невозмутимо брел следом за ней, но, заметив, что Фиррина остановилась, поднял руку, скомандовав пешим солдатам стоять.
— Встанем здесь, капитан Эдред, — приказала Фиррина.
Тот кивнул и приказал солдатам разбить лагерь, затем снова повернулся к Фиррине.
— Когда появится враг, госпожа?
— Завтра. Это всадники, и их гораздо больше, чем нас.
Капитан снова кивнул, ни о чем больше не спросив.
— Хорошее место, — сказал он, окинув взглядом окрестности. — Здесь можно сдерживать врагов, даже если их будет вдесятеро больше.
— Да, но как долго, капитан?
Воин пожал плечами.
— Это решат боги.
Ночью Оскан, Маггиор и Гримсвальд пришли к Фиррине за советом. Караван беженцев ушел на несколько миль вперед и продолжал идти без остановки даже после наступления темноты, чтобы опередить вьюгу, которую напророчил Маггиор. Все трое советников были одеты в доспехи, позаимствованные у солдат, и Фиррина едва не покатилась со смеху, увидев старика Гримсвальда: шлем был настолько велик ему, что носовая пластина доходила до самого подбородка, а когда ключник поворачивал голову, шлем оставался на месте. Даже Магги и Оскан выглядели нелепо, как дети, нацепившие отцовские латы.
Огромным усилием воли напустив на себя серьезный вид, Фиррина спросила:
— Что это вы, уважаемые, так разоделись?
— Чтобы была хоть малейшая надежда пережить завтрашний бой, — дерзко ответил Оскан.
— Ну, для этого вам доспехи ни к чему. Вы ведь будете с караваном. — Фиррина помолчала, справляясь с нахлынувшим возмущением, и продолжила: — Вы не обучены сражаться, и прирожденными воинами вас тоже не назовешь. Вы погибнете. Магги, ты даже фрукты порезать не можешь, не поранившись. Гримсвальд, я восхищена твоей храбростью, но ты мне гораздо нужнее на хозяйстве. Иначе кто будет следить, чтобы у меня было все необходимое? А ты, Оскан… — Она вздохнула. Ну почему они как дети малые, простых вещей не понимают? — Оскан, ты же целитель. Ты должен лечить раненых, а не воевать.
— Но мы с Магги твои советники, нас назначил сам король! Мы не можем бросить тебя при первой же опасности! Редрот хотел, чтобы мы были с тобой, — возразил Оскан.
Он понимал, что Фиррина будет стоять на своем, однако отступать не собирался.
— Король назначает советников давать советы, а не сражаться. Вы с Магги сослужите мне лучшую службу, если в целости и сохранности отведете людей в Гиполитанию, — тихо ответила Фиррина.
Она прекрасно понимала, что в ее советниках говорит не только чувство долга и преданность, но и мужское самолюбие. Оскан, хоть и юн, скоро станет мужчиной, и для него было бы позором уехать, оставив четырнадцатилетнюю девочку воевать.
— Оскан, ты должен помочь Магги отвести караван в безопасное место. Магги для наших людей — великий мудрец и знаток всего на свете, а ты стал символом надежды и волшебной силы. С тобой им будет не так страшно, а именно это сейчас требуется больше всего. Оставшись одни в лесу, они ударятся в панику и наделают глупостей. Твой долг — быть с ними.
Оскан долго молча смотрел себе под ноги, но в конце концов кивнул. Он знал, что Фиррина права, но чувствовал, что должен хоть как-то помочь ей в завтрашней битве, иначе ему будет трудно смотреть людям в глаза. Маггиор тоже кивнул, не столько соглашаясь со словами принцессы, сколько признавая, что Фиррина уже доросла до той ответственности, которую взвалила на нее война. Она и раньше была королевой до кончиков ногтей, готовой командовать и сражаться, а теперь еще и овладела искусством дипломатии, сумев настоять на своем, не уязвив чувства взрослеющего мальчика. Ощутив непередаваемую гордость за свою ученицу, советник поклонился и поцеловал руку принцессы.
— Не волнуйтесь за свой народ, госпожа. Мы позаботимся о нем.
— Спасибо, Магги, — просто ответила девочка и улыбнулась. — И еще. Моя ближайшая родственница, сестра моей матери, — басилиса Гиполитании. Я назначаю ее своей наследницей. Если мне суждено завтра погибнуть, служите ей так же преданно, как служили мне.
Никто ничего не ответил на это, Оскан и Маггиор лишь молча низко поклонились, а Гримсвальд
