говорил?» На нижней ступеньке лысый человек что-то бормочет. Сидящий над ним с пачкой «Мальборо» отвечает. В их голосах звучит разлад, уличная жестокость, которой я не ожидала. На поверхности Токио очень учтивый, легко поверить, что ничего иного здесь нет. Ни глубин, ни теней, словно город может быть всего двухмерным.
— Они говорили обо мне?
Томоясу пожимает плечами:
— Это не так уж важно.
— Конечно. Важно вот что. — Я спрашиваю, уже зная ответ. — Капсульные отели предназначены только для вампиров?
— Вампиров. А-ха-ха. — Он улыбается. — Нет, только для мужчин. Обычно для мужчин. Может быть, это не правило. Служащие ничего об этом не говорили?
— Напрямик — нет.
— Теперь это не так уж важно.
Он умолкает. Улыбка сходит с его лица, но не совсем.
— Почему?
— Капсульные отели существуют для тружеников вроде нас. Но сейчас мыльный пузырь экономического бума лопается, служащие не получают жалованья. Теперь они сидят дома, вместо того чтобы работать допоздна. Напиваются вместе с женами.
— Счастливые жены.
— Нет-нет. Злосчастный мыльный пузырь.
Разговор прекращается. Цикады меняют ритм, их стрекот превращается в напев. Чччч, ча-ча-ча.
— На безжалованье — можно так сказать, Кэтрин?
Я смеюсь, вторя его смеху. Он продолжает:
— На безделье. Меньше дел, больше удовольствий. Лично я адвокат компании, эти люди мои коллеги. Наша компания выпускает стеклянные трубки для неоновых надписей. А вы сами кто, служащая?
— Нет, просто разыскиваю одного человека.
Вдали стучит поезд. Служащие компании потягивают пиво и молчат, словно прислушиваются. Кажется, теперь они чувствуют себя неловко, беспокойно ерзают на сентябрьском ветру. Люди, запутавшиеся в изменчивой жизни, мне их жаль.
Томоясу допивает свое вино. На дне чашки маринованная слива. Он переворачивает чашку, ловит сливу, съедает.
— Так. Вы частный детектив, расследуете частные дела. Но Токио — большой город.
— Собственно говоря, я разыскиваю одну семью. Думаю, очень хорошо известную. Мусанокодзи.
— А?
Едва я договариваю, лысый оборачивается ко мне, словно на меня стоит посмотреть из-за одной этой фамилии.
— Вы знаете семью Мусанокодзи? — спрашивает Томоясу. И выплевывает сливовую косточку.
— Только понаслышке.
— О, это большая семья. Большой бизнес. — От волнения он говорит по-английски хуже. — Приправы, шою, не? Соевый соус. Очень уважаемая, да. Почему вы хотите познакомиться с семьей Мусанокодзи?
— Это сложная история. Но я подумала, что, может быть, кто-нибудь из вас знает, где находится офис компании. Там есть телефонный справочник…
Томоясу меня не слушает. Человек на нижней ступеньке снова что-то говорит — уверенно, вполголоса. Он сидит вполоборота, профиль его четко виден на фоне голубого света торговых автоматов. Томоясу кивает, когда он договаривает.
— Мистер Абэ говорит, он знает одно место. Туда ходит один из мужчин Мусанокодзи. Не главный. Управляющий среднего звена.
— Что это за место?
— Бар. — Он пожимает плечами. — Для мужчин.
— Меня туда не пустят?
Томоясу пристально меня разглядывает.
— Простите, но я думаю, вам заплатят.
«Не нужно мне платы, — думаю я. — И не нужно передо мной извиняться». Спрашиваю:
— Часто бывает там мистер Мусанокодзи?
Томоясу окликает человека на нижней ступеньке.
Тот что-то бормочет в ответ.
— Он всегда бывал там, когда появлялся Абэ-сан. Часто, регулярно, постоянно, как это лучше сказать. Заведение очень дорогое. Минутку, пожалуйста…
Он быстро уходит в вестибюль отеля. Пока его нет, коллеги молчат. Человек на нижней ступеньке поглаживает голову, словно ощущает на ней мой взгляд. Томоясу возвращается с бумагой и ручкой, садится, уже начав писать.
— Это название бара. «Суги». Это адрес. Бар далеко отсюда, найти его непросто, вам, пожалуй, лучше взять такси. Бумагу отдайте водителю.
— Спасибо.
Я беру листок. Секунду Томоясу продолжает его держать. Потом, словно устыдясь себя, убирает руку.
— Спасибо, Кэтрин. Было очень приятно познакомиться. Вы значительно улучшили мою разговорную речь.
Прощаясь, все встают. Томоясу первый, остальные следуя его примеру. Мистер Абэ останавливает такси. Дверца для пассажиров распахивается автоматически. Когда я влезаю в машину, раздается стук торгового автомата на улице, еще одна доза алкоголя падает в его освещенное отверстие.
Машина отделана изнутри светлой искусственной кожей. Водитель в белых перчатках, словно мим. Он открывает стеклянную перегородку, берет листок с адресом и читает, не обращая на меня внимания, словно эту бумажку дало ему какое-то невидимое существо. Представляю себе его пьющим в пижаме «Стопроцентной» гостиницы, а тем временем мимо проносится Токио.
Сюда в самый раз приезжать на поиски драгоценностей. В магазине здесь можно купить платиновые комплекты палочек для еды на двоих. В одном отеле есть золотая ванна, сделанная в форме феникса, — триста тридцать с половиной фунтов металла, самое большое на свете изделие из золота, бизнесмены плавают в ней, и отблески падают на их жировые складки. Столица страны золота. Все из металла и света, то и другое находится в превосходном соотношении. «Будто часовой механизм, — думаю я, — колесики между рубиновыми осями. Утонченное сооружение». На перекрестках перед светофорами толпятся пешеходы и велосипедисты.
Мы едем на северо-восток. Через центр, в сторону реки. Мне уже несколько дней кажется, что я держу путь только в одну сторону. Но ведь все древние камни появились с Востока. Когда я пишу историю «Трех братьев», создается впечатление, что они в равной мере принадлежат Азии и Европе, но такое впечатление ложно. Драгоценность эта азиатская и только азиатская. Камни ее найдены за четыре века до того, как начали разрабатываться алмазные копи Африки и Бразилии, золотоносные месторождения Америки и Австралии. Они относятся к тому времени, когда замечательные баласы все еще поступали из Бадахшана, рубины цвета голубиной крови — только из Могока, алмазы — из Индии. «Братья», безусловно, были обнаружены на Востоке.
Человек в белых перчатках ведет машину безукоризненно. Кварталы больших административных зданий сменяются более тихими улицами. Сборные дома вытесняют старые деревянные строения. Машин здесь немного. Пересекаем реку Сумида по узкому каменному мосту и через пять кварталов подъезжаем к нужному месту.
Бар находится за высокими кедрами, сквозь них светятся окна. Когда такси отъезжает, я стою под деревьями, вдыхая их запах. Такой же, как во дворе каменного дома Глётт. Думаю о ней, о Хасане. Я скучаю по ним, хотя, надеюсь, никогда их больше не увижу. Оправдания себе в этом не ищу. Знаю, что я эгоистичная, холодная, но эти свойства не всегда плохи.
Между деревьев проходит дорожка, свет заливает брусчатку. Здание в конце ее деревянно-кирпичное,
