собственное дело — пустая затея. А он говорил, что здесь его корни и он не собирается бросать «Москоу- Фарм», чтобы работать на шайку мошенников вроде Делгадо.
— А она его не понимала?
— Нет. Она говорила, что, судя по тому, как у него идут дела, ему все равно придется все бросить, когда он обанкротится. Она говорила, Что ее семья не мошенники, а опытные бизнесмены и что он не смеет оскорблять ее семью, когда его родственники только и могут, что разоряться в пух и прах и вышибать себе мозги из пистолета.
— А что мистер Свайн на это отвечал?
— Он очень тихо отвечал, что его семья всегда возвращала себе ферму, не важно, какой ценой. И что он, раз уж получил ее, ни за что не упустит.
— Скажи-ка мне, дорогуша, — поинтересовался Дэлзиел самым дружелюбным тоном, — если он сказал это очень тихо, как же ты это могла отсюда услышать?
— Здесь сортир зимой замерзает, поэтому иногда мне приходится заходить в дом, — сказала она, спокойно встретив его взгляд.
— Справедливо. А ты знаешь такого человека, по имени Уотерсон, милочка?
— Не могу сказать, что знаю. Он был клиентом.
— И какого ты о нем мнения?
— Сам от себя без ума.
— А тебе он нравился?
— Ни капли.
— Почему же?
Она подумала, потом ответила:
— Во-первых, могу сказать, что я ему тоже очень не нравилась.
— Это имеет значение?
— И без того, чтобы вешаться клиентам на шею, чего я не делаю, достаточно противно общаться с ними по делу, что приходится волей-неволей.
Дэлзиел усмехнулся. Она все больше вызывала у него симпатию.
— А что миссис Свайн? Она ему нравилась?
— Я уже говорила мистеру Паско. Он подкатывался к ней, но она, по-моему, его отшила.
— Тебя удивило бы, если бы ты узнала, что позже она с ним завела роман?
— Нет. Я не так хорошо ее знала, чтобы чему-нибудь удивляться.
Это было разумно, но не очень полезно для следствия. Дэлзиел перевел разговор на другие рельсы.
— А как мистер Свайн ладил с мистером Уотерсоном?
— Не очень хорошо.
Он ждал, что она продолжит, но она снова уткнулась в книгу. Это сбивало с толку. Но они же договорились, что она будет отвечать на его вопросы. Значит, сначала надо было задать вопрос.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела, как они ссорились во дворе.
— Ты слышала, что они говорили друг другу? — спросил он, выглядывая в окно.
— Нет. И вообще они потом зашли в дом.
Дэлзиел был окончательно озадачен. Кругом одни загадки. О чем же ссорились Свайн с Уотерсоном? Мог ли Свайн заподозрить что-то раньше, чем он говорит? И освещает ли это как-то по-иному происшествие на Хэмблтон-роуд?
Дэлзиел каким-то образом ухитрился выглядеть таким жалким, что его собеседница не выдержала и раздраженно спросила:
— Вы что, не хотите узнать, о чем они спорили?
— Ты же сказала, что не слышала.
— Мне и не надо было слышать. Это было по поводу счетов Уотерсона. Он их не оплачивал, несмотря на то что я ему посылала напоминания. В последний раз я пригрозила ему судом.
— Большие счета?
— Достаточные. У мистера Свайна были неприятности из-за перерасхода средств, и ему нужен был каждый пенни.
— И чем это закончилось?
— Они пошли в дом, и мистер Уотерсон дал мистеру Свайну чек.
— Откуда ты знаешь?
— Мистер Свайн потом принес чек мне и сказал, чтобы я зачислила эти деньги на счет фирмы.
Так вот что это было — не ревность, а деловые разногласия. Все, что ему нужно делать, это только спрашивать.
— Значит, пока мистер Свайн не получил этот чек, у него было туго с наличностью?
Она засмеялась: ее музыкальный грудной смех способен был заставить любого мужчину вновь взглянуть на нее даже после того, как он уже отметил для себя, что у нее крупные черты лица и прямые, как палка, волосы.
— У него и потом было туго с деньгами, — ответила она. — Чек вернули через неделю. У выписавшего его не оказалось ничего на счете в банке.
— Он ему подсунул неплатежеспособный чек? А что потом?
— Я отдала этот чек мистеру Свайну. Он сказал, что разберется.
— И разобрался?
— Видимо, нет. Во всяком случае, в нашей последней ведомости ничего нет.
Это могло значить многое. А могло и ничего не значить. Дэлзиел взял это на заметку и посмотрел на часы. Он пробыл тут уже слишком долго. Если Свайн его здесь застукает, у него возникнет подозрение, что эта милая девчонка его продает. Будет неудобно. Кто знает, что еще можно узнать от нее, если только Дэлзиел правильно сформулирует вопросы?
— Я должен идти, милочка, — сказал он, — но я с тобой еще свяжусь.
Он имел в виду, что еще будет задавать ей вопросы. Но она, очевидно, имела в виду другое. Он понял это, когда она спросила:
— Когда?
Сделка есть сделка. Он, подумав, ответил:
— Через неделю максимум. Если ты уверена, что тебе это нужно. Иногда отсутствие новостей — самые лучшие новости.
— Вы так думаете? — спросила она, снова берясь за книгу. На этот раз он взглянул на обложку. «Анна Каренина». Дэлзиел читал мало. Художественная литература почти полностью сводилась к «Последним дням Помпеи» Булвера Литтона. Эту книгу он стащил из гостиницы, где проводил свой медовый месяц, и перечитывал ее как молитвенник. Но про Анну Каренину знал благодаря кинокартине с Гретой Гарбо. Он был больше занят тем, чтобы потихоньку потискать пышногрудую красотку, сидящую рядом, чем следить за мелькающей на экране элегантной женской фигурой. Тем не менее он запомнил, что на экране происходило что-то не очень веселое.
Дэлзиел предостерег:
— Осторожней, а то дочитаешься до того, что мозги будут набекрень. Мне так моя мамаша говорила.
— А моя мама говорит, что у меня вся жизнь за чтением пройдет. Тогда я спрашиваю: «Ну и что в этом плохого?»
— На этот вопрос у меня нет ответа, — сказал Дэлзиел и ушел.
Глава 8
Когда Дэлзиел вернулся в участок, ему показалось, что он полон адвокатов и все они вопят в один
