— Возможно, но теперь уже не столь явно.
— Полицейским не дозволено не замечать очевидное, — сказал Паско. — Я уже попросил мистера Дэлзиела написать список тех, с кем он танцевал на балу. Так мы сможем исключить человек пять.
— Так много? Я-то думал, он прямиком провальсировал к стойке бара, — съязвил Поттл, который за долгие годы натерпелся от Дэлзиела много обид. — Да, это может служить подсказкой, которая сразу уменьшает количество подозреваемых. И кроме того, она начала говорить о способах самоубийства. «Броситься под поезд». Может быть, она просто дразнит его. Никогда не принимайте ничего, что она пишет, слишком буквально. Но подсказки, несомненно, есть. И еще будут, пока она не сделает то, о чем пишет.
— Она еще напишет?
— О да, в этом можете не сомневаться. Чем ближе к рубежу, тем больше намеков она будет давать. Но вам придется поработать головой. Не рассчитывайте, что она пришлет вам свой адрес!
— Это здорово облегчило бы мне жизнь, — заметил Паско.
— Мы все ищем легкой жизни, — проговорил Поттл. — Включая и вашу Смуглую Даму.
По дороге в участок Паско размышлял над тем, что сказал ему Поттл. Идея найти Смуглую Даму совершенно завладела им, и он не знал или не хотел знать, как избавиться от этой одержимости. Поттл сказал ему, что надо быть тем, кто он есть, — детективом, но он чувствовал себя не сыщиком, а медиумом, пытающимся установить контакт с заблудшей душой и вынужденным действовать через таких мало приятных посредников, как индейцы или китайцы. У него посредником оказался Дэлзиел.
Паско взял микрофон своего автомобильного радиопередатчика и голосом медиума спросил:
— Есть там кто-нибудь?
— Повторите, — прохрипел голос по радиопередатчику.
Паско поспешил положить микрофон на место. Как старший инспектор, он имел слишком высокий чин, чтобы позволять себе подобное мальчишество, но слишком низкий, чтобы быть эксцентричным. Его служебное положение было где-то посередине. И могло быть уподоблено трезвомыслящему человеку средних лет. Но даже людям средних лет позволительно иметь пристрастия. А когда таковое у вас имеется, остается только одно — отдаться ему, пока либо вы от него не избавитесь, либо оно само вас не покинет.
В коридоре Паско натолкнулся на Дэлзиела и требовательно спросил:
— Вы помните о списке ваших партнерш на балу, о котором я вас просил, сэр?
Дэлзиел молча распахнул дверь его кабинета, войдя, уселся за его стол и ласково проговорил:
— Вот здесь входящие документы, сынок. А вот эти листочки — тот самый список, который я тебе обещал, а также список всех присутствовавших на балу. Поэтому, если ты из их числа вычтешь число тех, с кем я танцевал, у тебя останется около двухсот имен, одно из которых, возможно, принадлежит той ненормальной девице, которая заставляет тебя тратить так много твоего дорогого времени.
— По крайней мере я трачу время на то, чтобы спасти чужую жизнь, а не на то, чтобы ублажить собственное самолюбие! — резко бросил в ответ уязвленный Паско.
— В смысле?
Паско уже сожалел о своей выходке, но почел за благо не отступать.
— В смысле, что мы, кажется, все еще тратим кучу сил и времени, гоняясь за Грегори Уотерсоном, чтобы вы могли добиться возобновления следствия по делу Свайна.
— Не отрицаю, — невозмутимо признал Дэлзиел. — Но он подозревается в совершении преступления, разве не так?
— Так. Но Тони Эпплярд ни в чем подобном не подозревается, — упрямо возразил Паско, — а при этом половина всей полиции Северного Лондона и все социальные службы подняты на ноги, чтобы найти его.
— Давно пора этим лоботрясам заняться хоть каким-то полезным делом, — наставительно проговорил Дэлзиел. — К тому же я дал слово.
— Вы имеете в виду Ширли Эпплярд? Но вы же сами сказали, что она на вас не давит.
— Правильно. Я с самого начала не мог понять, зачем она его разыскивает. Может, прирезать хочет. Как бы то ни было, да, она, похоже, потеряла к нему интерес. В последний раз, когда я сказал ей, что ничего не смог о нем выяснить, она просто пожала плечами и ответила: «Мне не стоит больше его разыскивать. Это уже неважно. Думаю, он умер».
— А чего же вам-то его искать? — спросил Паско, чье любопытство возобладало над злостью.
— Потому что для меня это важно. Во-первых, я сам знаю, когда могу нарушить свое обещание, а когда нет, и мне не нужно на это ничье разрешение. Во-вторых, я сам хочу узнать. Может быть, он совершенно никчемный тип, но он с моего участка, и он поехал в Лондон искать работу, а не умирать, если именно это с ним случилось. Этим столичным снобам такое даром не пройдет. Знаю я их! «Какой-то там ублюдок приказал долго жить, не из наших, просто еще один чертов северянин. Когда же всякий бесполезный хлам с севера вернется на свою свалку?» Пришло время показать, что я могу дать им твердый ответ!
Это заявление было преисполнено страстного радикализма, чего Паско за Дэлзиелом никогда прежде не замечал. Вряд ли сие привело бы к воцарению социализма, но было произнесено достаточно громко, чтобы вызвать определенное замешательство во владениях миссис Тэтчер.
— Послушайте, сэр, — начал Паско, — извините меня, если я был…
— Никогда не извиняйся и никогда ничего не объясняй, — оборвал его Дэлзиел, поднимаясь с кресла. — Просто делай свое дело и помни золотое правило.
— Какое?
— Лучшая защита — нападение. Пошли, парень, «Бык» уже десять минут как открылся!
Глава 2
Юстису Хорнкаслу не дано было изведать истинного вкуса мести. Лакомиться этим ростбифом, с кровью или без, ему запрещала его сутана. При этом каноник не чувствовал себя обделенным, потому что с неистовостью, с которой следовал наиболее воинствующим догматам своей религии, верил, что за все воздаст Господь.
К несчастью, его знание того, как поступил бы Господь, не было равным его осведомленности относительно собственных поступков. Месть в чистом виде, поданная канонику к столу, была бы отвергнута с благородным негодованием. Однако миссис Хорнкасл могла бы засвидетельствовать, что хорошо переработанная, она уже многие годы составляла основное блюдо диетического питания ее мужа.
На уровне сознания это выглядело так, как если бы неправые прощались, обиды забывались, искушения стойко преодолевались, а поношения переносились без слова упрека. Но каким-то непостижимым образом в какой-то момент возникало что-то, оправдываемое с точки зрения здравого смысла, христианской морали и всего доброго, что есть в этом мире, и, хотя это что-то никогда не принимало ни одной из известных форм мести, оно неизменно имело ее специфический кисло-сладкий привкус.
«2 апреля
Уважаемая мисс Чанг!
Вы, наверное, помните, что, когда я обещал Вам свое содействие в получении разрешения использовать земли вокруг руин аббатства Святого Бега для постановки мистерий, я обращал Ваше внимание на то, что любое решение на этот счет должно быть утверждено собранием капитула. По многим причинам оказалось возможным представить этот вопрос на рассмотрение полного собора лишь вчера, и я, к сожалению, вынужден сообщить Вам, что собравшиеся выступили категорически против. Местность вокруг аббатства отмечена особой благодатью, и было бы нежелательно использовать это святое место для проведения мероприятия, которое по сути своей является мирским и преследует коммерческие цели.
Не сомневаюсь, что городской совет подтвердит свое прежнее предложение представить в Ваше распоряжение парк, и заверяю Вас, что остаюсь верным сторонником Ваших начинаний.
