Едва Саманта ушла из кабинета, как Ретт Батлер услышал, что шкаф стал двигаться, и из потайного проема показался Перкинсон.
Они встретились взглядами и некоторое время просто молчали. Потом Ален Перкинсон тихо, но достаточно твердо произнес:
– Мне надо вам сказать одну вещь, мистер Батлер!
Ретт принял деловой вид и стал рыться в бумагах на столе, как будто именно в эту минуту ему просто необходимо было что-то найти.
– Какую же вещь? – спросил Ретт, видя, что юноша остановился.
– Той ночью я вам солгал…
– Вот как? – поднял брови Батлер.
– Я знаю, кто меня избил и за что…
Голос Алена дрожал. Юноша как бы с трудом подбирал каждое следующее слово.
Батлер взглянул на молодого человека и, встретив его напряженный взгляд, тотчас опустил глаза.
– Вы знаете, мистер Перкинсон, я ни минуты в этом не сомневался, – сказал Ретт.
– Вы вправе потребовать от меня объяснений, – добавил, помедлив, Ален.
Батлер хмыкнул.
– Видите ли, молодой человек… Я человек нелюбопытный, – сказал он. – Это освобождает вас от необходимости давать мне какие бы то ни было объяснения.
Ретт поднялся из-за стола и сделал вид, что собирается уйти. Он поднял глаза и посмотрел прямо на бледное лицо Перкинсона.
– По-моему, стало лучше! – заметил Ретт и показал пальцем на губу и бровь юноши.
Ален потрогал рукой лицо и согласно кивнул.
– Я бы даже сказал – стало совсем хорошо, – проговорил он.
Его тон поразил Батлера. Что-то несвойственное этому молодому человеку промелькнуло в последних словах Алена, это был жалобный тон обиженного ребенка, который не знает, что ему делать дальше и ждет от взрослого совета.
Ретт искоса поглядел на Перкинсона. Молодой человек сидел на стуле, положив сжатые кулаки на колени и опустив голову. Он явно избегал взгляда Батлера.
– Вы что-то хотите мне сказать, мистер Перкинсон? – язвительно произнес Ретт.
Он не мог отказать себе в удовольствии немного помучить юнца, как тот когда-то его самого мучил.
– Да, мистер Батлер, хотел… – сказал юноша.
– Я слушаю.
– Вы, наверное, ждете не дождетесь, когда я отсюда уберусь. Правда?
Батлер вздохнул.
– В известном смысле – да! – честно ответил он. Ален поднял голову и вопросительно посмотрел на Ретта.
– Что ж, все правильно. Вы помогали мне, пока это было необходимо, – юноша вздохнул. – А становиться моим сообщником вы не желаете.
Батлер совершенно спокойно приводил в порядок стол.
– Мне такое и в голову не приходило, – сказал он. – Я слишком привык к одиночеству. Присутствие посторонних для меня – тягость, оно мне мешает работать, просто спокойно жить.
– Ну что ж, – задумчиво проговорил Ален. – Мы поняли друг друга. Разрешите только сделать пару звонков. Хочу узнать, есть ли возможность уехать от вас сегодня ночью…
Батлер указал рукой на телефонный аппарат, стоящий на столе.
– Пожалуйста, сколько угодно!
Сам Батлер продолжал рыться на письменном столе. Ален посмотрел на невозмутимого Батлера и вдруг в порыве отчаяния схватил того за руку.
– Что такое? – спросил Батлер.
В жесте юноши было что-то трогательное, детское.
– То, что я вам говорил, вы помните? – спросил Ален жарким шепотом. – Это правда! Я вляпался по самые уши, дорогой мистер Батлер! У меня неприятности, целая куча, и они все очень опасные. Я вляпался в неприятности, чтобы выпутаться из других неприятностей… Это просто заколдованный круг, мистер Батлер.
Он провел рукой по лицу.
– Когда-то я был иным, мистер Батлер, – продолжал молодой человек. – Я хотел чего-то добиться в жизни… Я сегодня то спал, то делал вид, что сплю… И представлял, как все расскажу о себе вам – я ведь слышал, как вы ко мне заходили, – попрошу у вас совета…
На лице Алена появилась чуть ироническая улыбка. Юноше было слегка стыдно, поскольку говорил он в эту минуту совершенно откровенно.
