Скандальная мумия

отодвинули – на другую сторону стола.

– Черт побери, Джолин, выйди на минутку и…

– Джинджер Родджерс, – произнес у нее за спиной приторный голос с акцентом.

Джинджер обернулась:

– Орландо!

– A sus ordenes [39], Джинджер. – «H» и «р» в этом имени прозвучали звонко и раскатисто. Позвякивали золотые цепи на шее Орландо, свободная зеленая шелковая рубашка оттопырилась, когда он склонился в поклоне. – Я пришел специально к тебе.

– Э-гм, это вот мои друзья…

– Само собой. Приветствую вас, друзья Джинджер. – Он снова поклонился, взял ее за руку. – Пойдем, jovencita, vamos a bailar [40]. Я слышу сальсу.

– Это «Ла бамба».

– Как я и говорю.

Джинджер бросила через плечо взгляд на Джолин и Джимми, пока Орландо расчищал дорогу сквозь толпу пьющих у стойки. В море джинсов, шортов и кроссовок Орландо был одет в полотняные брюки поверх зеленых туфель на босу ногу.

Он взял Джинджер левой рукой за правую, другую руку положил ей на поясницу в более интимном варианте, чем поза Мори для бальных танцев, и притянул ее в шелково-змеиной хватке к поджарому телу, пахнущему одеколоном.

Джинджер попыталась вырваться:

– Я не умею танцевать близко.

– Не о чем беспокоиться, Джинджер. Орландо еsel maestro [41]. Слушай, как я веду, и будешь танцевать хорошо, chica.

Через несколько секунд она уже так же легко вертелась под этими смуглыми наманикюренными руками, как недавно под руками Мори, только более ловкими и костлявыми. И снова посетители раздвинулись и стали смотреть.

Музыка переменилась.

– Меренга, – сказал Орландо. – Видишь, ты в моих руках танцуешь как принцесса.

Чтобы выразить свои нежные чувства, он придвинулся к ней вплотную и прижался ногой к ноге.

Пока Джинджер пыталась отцепить его от собственной ноги, диск-жокей сменил музыку на зубодробительный рок. Орландо закрыл уши ладонями.

– Qu?feo! [42]Этот шум! И mira los norteamericanos [43], прыгают, как marionetas. – А про себя он буркнул: – Maric?nes [44]. – И снова к Джинджер: – Ven, mi amor [45]. Выпьем чего-нибудь.

Поскольку все табуреты были заняты, Орландо расчистил место, постучав закрытым выкидным ножом по стойке бара, так, чтобы Джинджер не видела.

– Смотри, – сказал он, – два свободных табурета. Правда, маленькое чудо? – Он махнул бармену двадцаткой: – Два «Куба либре», роr favor [46]. – И к Джинджер: – А знаешь что? Тони сегодня звонил. Я ему говорил про тебя и про великое чудо. Про твой «Пуф!».

– Антонио Бандерас?

– А есть другой Тони? Конечно, он. – Бармен подал коктейли, Орландо махнул ему рукой, чтобы сдачу оставил себе. – Мы с Тони друзья с тех пор, как он снимал «Зорро», а я его учил шпаге. – Он быстро начертил пальцем «Z» на футболке у Джинджер. Палец несколько задержался над надписью.

Джинджер взялась за палец и вернула его поближе к Орландо.

– Вы снимались вместе с Антонио Бандерасом?

– А, нет. Я ведь, как это у вас говорится, grand estrella, большая звезда в el cine Cubano, кубинском кино. Национальное достояние нашей la patria, э-э нашей страны. Но el hijo de puta tirano Castro [47]говорит, что если увидит меня в кино из Голливуда, el imperialisme, то мою любимую мать отправит работать на тростниковые плантации в Байамо. Сo?o! И что я могу сделать? Тони – он бы меня в голливудский фильм вставил только так… – Орландо щелкнул пальцами, – но моя madre, она же старая. И больная. Соjones! Ублюдки. Miquerida madre [48].

Орландо опустил глаза, будто вспоминал что-то далекое-далекое, но на Джинджер все же покосился, проверяя, что она смотрит. Тут же грустное выражение лица исчезло, сменившись белозубой улыбкой:

– Не есть важно. Я теперь счастливый, счастливый дружбой таких amigos, как Тони и теперь ты, Джинджер Родджерс.

Орландо потянулся поцеловать ее в щеку, но Джинджер отвернулась, и поцелуй пришелся в хвост