Шики собирался вовремя смыться от брата ради покера в «Цезаре» – последнего удара, избавляющего от финансовой зависимости от Траута. Но после нескольких рюмок он расхвастался о своем бесплатном номере, удаче и о выгодности своей церкви в Теннесси. Увидев жадный блеск в глазах Фенстера и его протянутую ладонь, Шики сдал назад, начал жаловаться на бедность и наконец дал брату пятьсот долларов. Фенстер в благодарность запустил ему в голову миску орехов с барной стойки, оставив Шики шишку на лбу и билеты на Зигфрида и Роя в кармане рубашки.
Последний раз Шики видел своего брата в тот роковой момент перед отключкой на плюшевом ковре своего номера.
Сейчас он смотрел, как тает в пустынном тумане международный аэропорт Мак-Каррана. Когда прозвучал звоночек, разрешающий включать электронику, он взял со спинки сиденья телефон и позвонил матери.
Обычно он звонил маме на ее день рождения и на Рождество, ни разу не пропустив. День рождения был уже два дня назад. Мамочка Дун бывала женщиной суровой и упущенные сроки могла так же не простить, как Тадеуш Траут, так что Шики уже ожидал тяжелой нотации сиплым голосом. Но позвонить все равно надо было. Не только поздравить с днем рождения, но еще выйти на след Фенстера – засранца этого, который брату подсыпал наркотик и обчистил – бумажник, «ролекс», остаток денег, бриллиантовое кольцо, билет на самолет и почти всю одежду.
Кредитной карты не было, Шики позвонил за счет абонента.
Первое слово из уст матери было такое:
– За мой счет?
– Прости, ма, – сказал Шики и, пока оператор не успел прервать, добавил: – С днем рождения тебя.
Она повесила трубку.
В Атланту самолет прилетел с получасовым опозданием – Шики едва успел пересесть на Ноксвиль. Приземлившись в Теннесси, он поспешил за багажом – проверить, запаковали ли крем для кожи.
Сумку он открыл на пеленальном столике в первом же попавшемся туалете, быстро перебрал содержимое.
В «Кабул вандерленде» флакон все-таки уложили. Кольцо было на месте. Шики Дун произнес короткую молитву за святого покровителя путешественников, хозяина гостиницы, и поволок свой чемодан в газетный киоск за мелочью, а оттуда – к платному телефону – узнать, может ли он выпросить еще время у Тадеуша Траута. Он попросил оператора соединить его с «Грейт-Смоки фудз». Ожидая соединения, он репетировал фразу: «У меня сейчас столько нет, но давайте я отдам частями?»
Ответил писклявый голос – мальчишка какой-то. Шики прокашлялся:
– Не соедините меня с мистером Траутом?
– Может, и соединю. Это кто?
– Шики Дун.
– Понимаю.
Очевидно, мальчишка прикрыл микрофон рукой, потому что Шики услышал приглушенный голос: «Па, это кто-то звонит насчет Дуна», – а потом далекий, но вполне узнаваемый голос Тадеуша Траута: «Это Молот»?
У Шики перехватило дыхание. Молот. Наемный убийца, о котором Траут его предупреждал, когда он брал вторую ссуду. Эта жаба уже заказала его!
«Откуда я знаю? – сказал мальчишка отцу. – Мне спросить?»
«Нет-нет. Дай мне трубку».
Шики услышал более ясный, хотя и нерешительный голос:
– Молот?
Шики сумел прохрипеть:
– Нет.
– А кто? Вы из музея?
– Я… я… – Шики почувствовал, что заикается.
– Говорите прямо. Если вы добыли тело Дуна, я вам плачу за него пять штук.
Шики повесил трубку и привалился к кабине, вцепившись руками себе в лицо. И что теперь? Быстро забежать в «Маяк» за скромной припасенной заначкой, попрощаться с некоторыми из любимых «светляков», а потом… Мексика? Подумав о своем невезении, он вспомнил женщину, которая запустила этот черный шар. Мамочка. День рождения. Два дня тому назад.
Он запихнул в телефон порцию монет:
– Ma?
– На этот раз ты хотя бы сам за разговор платишь.
Он не успел ответить, как лед в ее голосе растаял:
– Слава богу, что ты все еще жив.
– Он до меня еще не добрался, – сказал Шики, имея в виду Молота. Но откуда она могла про это знать? Траут пытался ее трясти? Мамочку? Крыса он подлая.
– Кто «он»? – спросила она.
