Крах

Горничная приносит чай. Сэцуко встает, переодевает кимоно.

О-Маки. Мы хорошо отдохнули, без забот. Ходили по театрам, по магазинам, ели что хотели, в общем, жили в свое удовольствие.

Кэнскэ. Прекрасно. Лучшего лекарства и быть не может Получил как-то от вас открытку с видом…

Горничная, подавая чай, что-то шепчет Кэнскэ.

Что? (С досадой.) Опять с утра пораньше?…

Горничная уходит.

О-Маки. Сэцу-тян, сласти в той сумке.

Сэцуко открывает дорожную сумку.

Кэнскэ. Даже сласти привезли?

О-Маки. Немного. А то здесь, в горах, знаете ли…

Кэнскэ. Да уж, конечно… Извините, я сейчас…

О-Маки. Пожалуйста, пожалуйста. Не обращай на нас внимания. Дел-то, наверное, полно.

Кэнскэ. Понимаете, вчера неподалеку отсюда покончили с собой двое влюбленных. Наши постояльцы. И теперь к нам все время ходят следователи… Располагайтесь как дома. (Уходит.)

О-Маки (ложится на циновку). Сэцу-тян, как насчет чая?… Смотри-ка, а из Кэнскэ получился неплохой управляющий.

Сэцуко. Да.

О-Маки. И молодец, что не жалуется на трудности, хотя ему приходится, наверное, нелегко. А вообще-то жизнь не очень-то его баловала: рано остался без родителей, рос среди чужих людей… (Замечает выражение лица Сэцуко и мрачнеет.) Конечно, тебя он, может быть, не устраивает, образования у него нет…

Сэцуко. Не в этом дело! Мне даже кажется, что это я недостойна его любви…

О-Маки. В самом деле? Тогда прекрасно… Но я тебя насквозь вижу. Тебе не по душе все, что бы я ни делала.

Сэцуко. Опять ты за свое? Разве я когда-нибудь говорила тебе что-нибудь в этом роде?

О-Маки (смягчается). Ну прости. Я обещала не упрекать тебя… Но знаешь, Сэцу-тян, наступит день, когда ты скажешь мне спасибо. Не надо сравнивать его с Кавасаки. Мужчина прежде всего должен быть личностью, а образование или богатство – на втором месте… Кэнскэ привык трудиться и, хотя необразован, имеет свой взгляд на вещи. Ведь как он о тебе всегда говорил: «Она для меня как цветок на недоступной вершине!» Ну разве не трогательно?

Сэцуко. По правде сказать, это мне как раз неприятно. А вообще он хороший, серьезный человек.

О-Маки. Что же тебе неприятно?

Сэцуко. Его склонность к самоуничижению. Она меня раздражает, я ничего не могу с собой поделать.

О-Маки. Странная ты. Просто он относится к тебе с большим уважением.

Сэцуко. Он как раз в твоем вкусе.

О-Маки. В моем вкусе? Вот и прекрасно. Его, конечно, не сравнить с теми, кто смотрит на жену как на вещь или утварь, бьет, пинает ногами и в конце концов заводит себе какую-то деревенскую гейшу…

Кэнскэ (входит, в руках у него что-то вроде посылки). Только что принесли…

О-Маки. А, да-да. Это от Мицукоси. Быстро доставили. Чтобы не таскать с собой, я попросила прислать прямо сюда… Ну, это потом. (Придвигает один из чемоданов, достает сверток в нарядной подарочной упаковке и кладет перед Кэнскэ.) Это тебе.

Кэнскэ. Мне?…

О-Маки. Рубашка и галстук. Сэцу-тян так тщательно выбирала, что придется принять подарок, если даже не понравится.

Кэнскэ. Как может не понравиться! Просто великолепно!

О-Маки. А это горничным. Ткань, правда, недорогая, но для каждого дня сойдет…

Кэнскэ. Так много…

О-Маки. Очень дешево стоит. Все отрезы лежат вместе, раздай их сам, в соответствии с возрастом…

Кэнскэ. Очень вам благодарен. Я как раз собирался купить им ткани на кимоно, вы меня очень выручили.

Сэцуко (приходит в хорошее расположение духа). Что, Кэнскэ-сан, нелегко вам приходится?… Даже об одежде для горничных нужно заботиться.

Кэнскэ. Да, просто руки до всего не доходят.

О-Маки. Горничными теперь займется Сэцу-тян – тебе будет легче.

Сэцуко. Ничего у меня не получится. Стоит мне зайти на кухню и увидеть, как они там работают, как сразу голова идет кругом.

О-Маки (смеется). Это ужасно. Ну что ж, некоторое время побудешь в ученицах, а строгий хозяин быстро сделает тебя настоящей хозяйкой.

Кэнскэ (смутившись, переводит разговор на другую тему). А, да-да. Надо еще вам показать смету. После вашего письма я срочно пригласил плотников, и они составили смету на перестройку гостиницы. Она у меня.

О-Маки. Сметой займемся потом, без спешки… А сейчас поговорим лучше о вашей свадьбе. Не надо тянуть. Сэцу-тян предлагает сперва оформить развод, а я считаю, что это не важно, во всяком случае, церемонию обручения нужно устроить чем скорее, тем лучше.

Кэнскэ. Огромное вам спасибо. Только у меня еще ничего не готово.

О-Маки. А что тут готовить? Вот мы ездили в Токио, но никаких специальных покупок не делали. Все можно покупать постепенно, по мере необходимости.

Кэнскэ. Хорошо.

О-Маки. В общем, предоставь это мне. Я знаю, что делать.

Сэцуко встает, убирает кимоно.

(Переводит взгляд с нее на Кэнскэ.) У меня камень с души свалится, когда все будет завершено. До смерти мужа я не была такой беспокойной. А теперь постоянно тревожусь о будущем.

Кэнскэ. Я понимаю вас.

О-Маки. Да, кстати, я еще тебе не сообщила… На днях я получила деньги, положенные на имя тетушки.

Кэнскэ. Вот как?

О-Маки. Можешь себе представить, она истратила из них две с лишним тысячи иен, а остальные перевела по почте, приложив пространное письмо, в котором сообщает что «за столь длительный срок как- то незаметно истратила такую-то сумму».

Кэнскэ. О, неужели тетушка?…

О-Маки. Я не стала бы сердиться, если бы она действительно нуждалась в деньгах. Совершенно очевидно, что это вранье… Просто алчность обуяла. Некрасиво она поступила, непорядочно. Ведь эти деньги дали ей на хранение. Она должна была вернуть все сполна и без обиняков попросить – дай, мол, мне из благодарности сколько можешь.

Кэнскэ. Да, нехорошо получилось.

О-Маки. И без того мы понесли немало убытков. Так что не знаю, как быть с перестройкой, осилим ли смету.

Сэцуко (стараясь переменить тему). Мама, откроем, посмотрим?

О-Маки. Давай. Интересно, как сшили. (К Кэнскэ.) У меня что родственники, что сыновья – все друг друга стоят. На одну только Сэцу-тян надежда… Впрочем, мы еще вернемся к этому разговору.

Сэцуко никак не может развязать пакет.

Кэнскэ. Позвольте, я… (Помогает Сэцуко.)