заполненном студентами университета. Там была отличная трасса для гольфа, где я смог провести несколько ударов.
В Калгари, известном своими ежегодно проводящимися праздниками скотоводов, нас развлекали многочисленными анекдотами из ковбойской жизни, вроде того, в котором рассказывается, как один парень просыпается в отеле и видит у себя в спальне, на четвертом этаже, лошадь.
Теперь перелет через скалы в Ванкувер. После центральных канадских прерий этот город, красивый и зеленый, показался нам особенно привлекательным. Жители Британской Колумбии
Нас поместили я отель Бей-Шор, и я срезу почувствовал облегчение. В ближайшем большом Стэнли- парке можно было бегать более часа и не возвратиться на старое место.
На следующее же утро я отправился на пробежку с группой местных бегунов. Во время этой тренировки я почувствовал себя превосходно и теперь смотрел на предстоящее состязание на милю уверенно, хотя и решил не терять бдительности.
Плоды неудачи
Милю в Ванкувере я настроился бежать исключительно на выигрыш, хотя в газетах без конца обсуждались мои шансы на возвращение в этом соревновании мирового рекорда, поскольку это была моя первая миля после выступления Мишеля Жази. Предстоящее соревнование было дополнением к моей программе, и я не хотел перенапрягаться. Я надеялся сберечь силы для штурма рекордного результата Жази в Сан-Диего.
Я выразил свои намерения достаточно ясно, однако в городе, помнящем об исторической дуэли Лэнди — Баннистер, жаждали новых достижений, и поэтому из Соединенных Штатов были приглашены Грелле и Вейзигер на дополнительно организованное состязание. Чтобы люди не ждали ничего сенсационного, в дополнение ко всему я заметил, что дорожка находится в неудовлетворительном состоянии — она была рыхлой.
Однако ничего поделать было нельзя, и на стадион привалила 15-тысячная толпа. Из всех звезд канадских было лишь две — спринтер Гарри Джером и Билл Крозерс.
Вечером накануне соревнования я принял предложение присутствовать на обеде, организованном сэром Джоном Ормондом и новозеландским советом скотопромышленников.
Перед обедом я беседовал с большой группой из числа собравшихся, когда официант, расхаживавший по залу с подносом напитков, спросил меня, без всяких предварительных «простите» или «разрешите узнать», собираюсь ли я побить мировой рекорд Мишеля Жази. Он вмешивался в нашу беседу со своими вопросами раза три и на третий раз от нетерпения похлопал меня по плечу. Вопрос был настолько идиотским и задавался в такой грубой форме, что я не счел нужным на него ответить. Ванкуверский журналист, Джек Вассерман, вертевшийся около нас где-то с краю, надеясь поговорить со мной, позднее написал в своей газете о моем «бесцеремонном обращении с маленькими людьми» и при этом добавил, что по этой причине он радуется моему поражению.
На следующее утро у меня обнаружилось расстройство кишечника. Мое самочувствие в общем было хорошим, и я съел фунт абрикосов. Немедленно после этого у меня начались позывы рвоты, но, чувствуя себя в остальном хорошо, я тем не менее вышел на 30-минутную пробежку, после которой позавтракал. Если не считать непрекращающихся и неконтролируемых визитов в туалет, я чувствовал себя превосходно и, решив, что до соревнования не буду ничего принимать, кроме чая, больше о своем состоянии не беспокоился.
Разминку перед милей я провел без хлопот — лишь позднее я узнал, что упражнения разминки и соревнования в совокупности привели к еще большему обострению моих недомоганий.
Первый круг соревнования я пробежал чувствуя себя вполне нормально. Невилл Скотт установил высокий темп бега, и я прошел четверть мили за 59 секунд, отсиживаясь в хвосте. На втором круге я немного отстал. Расстроенный этим, попытался войти в контакт с лидерами. Однако эта задача показалась мне чрезвычайно тяжелой. Полмили я прошел за 2.02,0 и на третьем круге еще больше отстал. Я был настолько огорчен своей неспособностью бежать, что даже не услышал времени на три четверти мили.
Четвертый круг был ужасным. Примерно за 220 ярдов до финиша меня обошли двое юниоров. Последнюю прямую я волочился, все более замедляя бег, под непрекращающиеся неодобрительные выкрики толпы. Наконец, совершенно потеряв всякую способность поддерживать ритм и скорость бега, я финишировал с результатом 4.15,0. За моей спиной была пустая дорожка.
Я сразу понял, что зрители на стадионе, судя по их поведению, наверное, думают, что я не пытался бежать как следует или специально решил пробежать плохо. Это меня очень раздражало. Я подошел к Грелле и поздравил его с победой. Он выиграл забег, показав около 3.55,0 и я думаю, мог пройти бы значительно быстрее, если бы его кто-нибудь подстегнул на финише. После этого я остановил одного из судей и сказал ему, что хочу выступить перед публикой через микрофон. Я чувствовал, что мне необходимо внести ясность. Совершенно не стесняясь, я сказал зрителям следующее:
«Дамы и господа, прежде всего я хочу поздравить Джима Грелле с замечательной победой. Затем я хочу заверить вас, что я отдаю себе отчет в том, что большинство из вас пришло сюда, чтобы посмотреть на милю высшего класса, чудесную милю из четырех минут, в исходе которой, мне как бывшему рекордсмену мира, без сомнения, предстояло сыграть большую роль. Возможно, это было мое первое соревнование за рубежом, в котором я пробежал милю так плохо, и не сомневаюсь, пройдет немало времени, прежде чем я оправлюсь от стыда за то, что пришел последним.
Оправдываться не в моих правилах, но я могу вам честно сказать, что сегодня, этим утром, у меня, наверное, случилось расстройство желудка. Такая вещь произошла со мной однажды в моем городе Окленде в 1964 году, и перед переполненными трибунами я пробежал милю за 4.07,0, заняв только третье место. После этого болельщики в моем родном городе едва не списали меня со счета. Чтобы пробежать классную милю, у вас должно быть все. В течение соревнования я чувствовал себя крайне плохо, и со стороны могло показаться, что я не пытаюсь бороться. На самом деле мне пришлось еще труднее, чем в некоторых моих более крупных соревнованиях».
В своей речи я намеренно слегка подчеркнул, на сколько мне тяжело переживать свою неудачу перед лицом столь многочисленных зрителей. Я думаю, что национальная форма, в которой я бежал в этом соревновании, и мои признания, что мне стыдно за свое поражение, сделали понятными мои переживания для тех, кто освистал меня во время бега.
Ответом на мое выступление была овация. От этого я огорчился еще больше, чем от неодобрительных выкриков во время бега. Я отвернулся от микрофона и сделал несколько шагов в сторону. Я не знал, что мне теперь делать. Невилл прорвался ко мне, и его благородные попытки успокоить меня раздосадовали еще больше. Я бесцельно шатался в середине поля, потому что некуда было идти, чтобы избавиться от пристальных взоров. Я не мог покинуть стадион, так как через десять минут должен был вручать приз Питера Снелла победителю мили среди юниоров.
Вспоминая об этой миле, могу сказать, что моя неудача в соревновании была вызвана угнетенным состоянием желудка. До того времени я не сознавал, насколько большую роль играет желудок в беге. Я не чувствовал себя очень слабым и в ногах не было усталости, однако мои ноги не могли работать, как им полагается. Сила целиком куда-то иссякла. На следующее утро мы с Невиллом начали легкий бег. Я пробежал мили полторы, а затем бросился в ближайшие кусты. После этого я пошел пешком обратно, в отель. Всю остальную часть дня я удил лососей и ничего не выловил. Я чувствовал себя вполне прилично до тех пор, пока не начинал бежать. Тогда меня скрючивало, я мог пробежать максимум 10 минут, и это было все.
Я намеревался провести десять дней в очаровательных окрестностях Ванкувера, однако после того, что случилось, у меня пропал всякий интерес к этому. Авторы большинства статей, появившихся в газетах,
