своих достоинствах, можно только о недостатках. Это мой недостаток, я говорю о своем недостатке.
С.: — Жулье, жулье. У меня был приятель покойный, он когда входил в ресторан, говорил — ну жулье. Жуликов он называл жулье...
— Каждый раз они подают весь обед сразу, так что все холодное. А потом кофе надо дожидаться час.
С.: — Нет, подавальщица эта хорошая. И вторая тоже хорошая. Подавальщицы здесь хорошие. А вот эту раздатчицу, повариху, я бы выгнал немедленно.
— Нет, вы неправильно поступаете. Хлеб нельзя брать сразу. Н.: — Я не могу делить хлеб.
— Так не надо брать сразу. Конечно, если его взять, то дело плохо. Но надо брать только двести пятьдесят. Потом знаете что я делаю? Вы получаете соевое молоко. В горячее молоко накрошить хлеба. Такая тюря. Я это очень люблю. Вот вам и ужин.
С.: — Ну, это ерунда какая-то.
Н.: — Я уже забыла вкус молока. Я все время расплачиваюсь. У меня теперь есть поставщица дров. Она с меня берет за крохотную вязаночку по два литра.
С.: — Никуда не годится. Пойдите на рынок — там литр его стоит двести грамм!
— Двести! — мне говорили, что литр рублей тридцать.
— Я слыхала — сорок.
— Это около заводов в дни молочной выдачи люди продают по тридцать. А вообще на двести грамм вы можете купить много дров. Значит, за литр вы получите две вязаночки.
Н.: — Я молоко продавать не собираюсь. Просто у нее трое детей. Она в молоке заинтересована. Она мне говорит — столько-то...
С.: — А на двести грамм вы купите больше. Я вам говорю это, потому что у вас во всем незнайство какое-то.
За столиком критик разговаривает с очень нервной писательницей.
— Разве сегодня есть булочки?
Только что в кассе ему сказали, что нет, а теперь он видит их на тарелке у соседки. Вопрос прежде всего практический — нельзя ли все же получить? Сверх того в вопросе зашифровано беспокойство — не обошли ли его причитающимся.
— Нет, это вчерашние. У них оставалось еще шесть порций. Они предлагали.
Реплика, предназначенная отстранить подозрения в незаконном получении дополнительной еды.
— Они очень плохие. Я их вчера брал.
— Отвратительные. Просто отвратительные. Они горькие.
Назначение первой реплики — обесценить недоставшееся (по формуле «зелен виноград»). Назначение второй — обесценить доставшееся — жалоба на ущемление интересов (обмеривают! обвешивают!).
(Едят.)
— Я так травмирована этой стрельбой. В этом доме... все время, все время... (Едят.) Говорили, что какие-то другие, новые, дополнительные будут — ничего подобного.
Первое из этих высказываний — непосредственная разрядка нервного возбуждения. Во втором аффект зависти опосредствован беспокойством о принципах распределения предлагающихся новых благ. Есть и практическая цель — узнать на этот счет что-нибудь у собеседника.
Собеседник откликается тотчас же. Он в состоянии информировать, а информирующий всегда приобретает значительность. Но разговор на эту тему имеет для него и эмоциональный смысл, связанный с его собственными надеждами и еще неясными расчетами на новую систему распределения.
Тут в разговор вмешивается старая художница, прикрепленная к столовой, один из персонажей невышедшего сборника «Героические женщины Ленинграда». Художница не пришла в себя от истощения. У нее все еще зимняя сосредоточенность на еде. Сейчас это уже ниже нормы и вызывает у окружающих чувство превосходства. Для нее карточки еще не стали вопросом престижа; они все еще вопрос сытости. Она говорит об этом откровенно, потому что психологически она еще в той стадии, когда все говорили об этом откровенно. Она понимает, что теперь так уже нельзя, унизительно, что в этой области уже появилась маскировка и переключение физиологических ценностей в социальные (качество снабжения как признак социального признания).
Нервная писательница: — Вы что же, хотите получить литерную карточку?
Вопрос задан грубо. Задавшая его раздражена посягательством лица низшего разряда — не член Союза — на то, на что она сама не надеется, хотя считает, что имеет нравственное право.
Художница сначала растеряна от прямоты вопроса; потом в свою очередь с прямотой несытого человека: — Я? Да, я хотела бы получить...
(Откровенность в вопросе, где приличия уже требуют камуфляжа, все больше раздражает собеседницу.)
— Так ведь это только для самых главных. Не для нас. Скажите спасибо, что эти карточки дали.
В этой реплике и потребность унизить зарвавшуюся художницу, и зависть к «самым главным», и желание скрыть собственные тайные надежды. Оправляясь от дистрофии, она уже понемногу толстеет. И для нее в этом деле моральная сторона (социальное признание) важнее физической.
Художница: — Градации. Не знаю, как с этими градациями будет. Я вот как раз отнесла в «Звезду» работу, так редактора все больны. Не могу добиться ответа. А вы говорите: градации.
В разговор вступает Ш.: — Все это пока вообще испанские замки. Слава богу, что эти дали пока.
