Ветки резко били Жирафа по лицу, ноги подгибались от усталости.
— Подожди, Ленард! Я пойду вперед и буду обламывать ветки.
— Жираф! — грустно поправил Милана швед и уступил ему дорогу.
Геня шел за Жирафом и так сосредоточенно разгадывал загадку с дорожными знаками, что у него разболелась голова.
В густых сумерках Милан наткнулся на Гонзу. Тот стоял на коленях и руками ощупывал землю.
— Конец! — сказал с тревогой Гонза. — Дальше дороги нет!
— Ты ищи получше! — посоветовал Милан.
— Какой умник! — огрызнулся Гонза. — Попробуй сам поищи! — Гонза встал, поскользнулся на скользких хвойных иглах и, охнув, опустился на траву.
В густой, как сажа, темноте ребята ползали по земле и искали дорогу. Вскоре им стало ясно, что они напрасно тратят силы и время, — разумнее всего вернуться в лагерь.
Милан уже хотел было дать приказ возвращаться, как вдруг вдалеке между деревьями блеснул огонек.
Сначала ребята не поверили своим глазам. Но когда огонек стал приближаться, «разведчики» стали кричать.
— А теперь помолчите, — предложил Милан. — Если они нас услышали, наверняка отзовутся. Но мы даже не знаем, кто это идет.
— Как кто? — сказал Гонза. — Конечно, наши! Ищут нас!
— Го-го-о-о! Ау-у! — раздалось издали.
— Это Глаз, — угадал Милан.
— Гонза-а-а! Гонза-а-а! — кричала какая-то девочка.
«Это Румяна!» — обрадовался Гонза, а вслух сказал:
— Конечно, это наши! Давайте покричим им еще, чтобы они знали точно, где мы.
Через короткие промежутки кричали то «разведчики», то приближающиеся. Страх исчез. «Разведчики» вдруг почувствовали себя веселой героической компанией, которая сидит в черном дремучем лесу только потому, что ей так нравится.
Только Гонза не участвовал в веселье.
— Что с тобой, Гонза? — спросил Милан.
Ответ Гонзы был заглушен криками радости.
— Румянка идет!
Карманный фонарик осветил грустно поникшего Гонзу. Щурясь, он с трудом начал подниматься.
— Гонза! Что с тобой? — подскочила к нему «старшая сестра» Румяна.
— Да ничего. Пустяки. Щиколотка что-то болит, — ответил Гонза.
— Не вставай! Я посмотрю! — склонился над ним Глаз.
Гонза медленно снимал ботинок, а Румяна раскладывала аптечку,
— Я оступился, а теперь вот не могу встать, — виновато сказал Гонза.
Глаз профессионально осмотрел ногу и поставил диагноз:
— Не вывихнута!
Румяна поспешно размотала резиновый бинт.
— Сейчас, Гонзик, я наложу тебе повязку, и все будет хорошо, — сказала Румяна, встала на колено и при свете фонарика начала проворно бинтовать больную ногу.
— Тука тебя болит? Тука? Или тука? — спрашивала она по-болгарски Гонзу.
— И тут и тут! — кивал Гонза.
Когда нога была забинтована, Глаз подозвал Милана и предложил нести Гонзу на скрещенных руках.
— Сядь нам на руки, — предложили «санитары» Гонзе. — Обними за шею.
Геня и Жираф хотели поднять Гонзу.
— Да нет же, ребята! — испугался Гонза. — Я сам пойду. Не так уж болит. Бинт мне помог.
Ом с благодарностью посмотрел на Румяну, встал и, ковыляя, сделал несколько шагов.
— Дойду! Вы только идите впереди и освещайте дорогу.
— Хорошо! Мы пойдем потихоньку. А ты, Милан, его поддерживай, — решил Глаз.
Румяна перебросила ремень аптечной сумки через плечо и зашагала вперед…
Когда лес кончился, вожатый погасил фонарик. «Разведчики» удивленно смотрели на разбитый лагерь.
Пять костров освещали лужайку. Пирамиды палаток вырисовывались на фоне темного утеса. Около костров сидели ребята. Возле центрального костра суетился Петр Маковник. Он уже в пятый раз ставил и снимал с огня котелок. Ему хотелось сохранить ужин для «разведчиков» горячим.
— Видите, что вы натворили? — прошептал Глаз. — Уже давно бы все спали! Беспокоятся о вас! И слез хватило…
Геня Балыкин представил, как о нем плачет Катка Барошова, и даже забыл о голоде.
А когда ребята, увидев их, с криком побежали от костров им навстречу, «разведчики» почувствовали себя настоящими героями.
Только отряд поваров дисциплинированно остался на своих местах. Петр снова поставил на огонь котелок, а Ева стала нарезать хлеб. Остальные повара, взяв в руки черпаки, нетерпеливо ждали, когда старший повар даст приказ наполнить миски «разведчиков» гуляшом.
А потом заблудившиеся «разведчики» ужинали в окружении всего лагеря. А Петр подходил то к одному, то к другому и предлагал:
— Прибавить еще? А хорош гуляш-то! Правда?
«Разведчики» кивали, уплетая гуляш. Только
Зузка Шубова с жалостью качала головой и сокрушалась над Жирафом. Он, бедненький, так ослаб, что никак не мог съесть больше одной порции.
Когда котелок опустел, в лагере, наконец, протрубили отбой.
Какая-то ночная птица клекотала на ели под утесом. Однако как только услышала из палаток храп, и она замолчала.
10
Возле палатки на небольшом пригорке лежал Гонза Мудрых. Рядом с ним стояло ведерко с водой и лежало два полотенца.
«Медицинский персонал» так заботился о единственном больном, что ему приходилось тяжко. Каждую минуту кто-нибудь подходил к больному и со знанием дела осматривал щиколотку, менял компресс и уходил.
Гонза лежал и представлял себя начальником армии, отдыхающим в горах, чтобы набраться сил для грядущих боев. Иногда Гонза вставал, делал несколько шагов, чтобы проверить, проходит ли нога, но обычно его замечал кто-нибудь из «медицинских работников» и поднимал такой крик, что председатель совета дружины снова падал на одеяло. Особенно ретиво исполняли свои медицинские обязанности Саша и Яшка. Они просто замучали Гонзу.
После полдника лагерь опустел. Ботаники и биологи отправились обследовать окрестности. Румяна организовала сбор ягодных листьев для специального медицинского чая. И только арабы остались в палатках, объяснив, что им не хочется ходить после еды. Из арабов один Селим, верный друг Пепика Роучки, пошел собирать медицинский чай.
Оба берега ручья заняли чистильщики картошки. Они соревновались в ловкости. Ножи так и поблескивали у них в руках, кожура летела в воду, а очищенные картофелины — в два огромных котла, поставленных прямо в ручей. Судьей был избран Геня Балыкин. Он не огласил правил, и потому все были ошеломлены, когда Геня начал давать оценки, учитывая не только скорость, но и качество работы. Двух чистильщиков он вообще дисквалифицировал. От огромных картофелин у них в руках оставалась лишь
