Тянется вечер тенью безвольной…Быть бы мудрее — всё объяснимо…В общем — конечно. В частностях — больно.
* * *
Постыден акт холодного умас крупинками гашишных возбуждений —три маковых зерна и вырожденье:Верлен — верлибр — верхушки — Хохлома!Макайте хлеб в раствор адреналина,хватайте жизнь за острые рога:была Яга, а стала — Магдалина,лишь шаг шагни от «деге–» до Дега.И минус — корабли в отсчёт обратныйкузнечиков крошащийся хитиннесут как чек, отбитый для оплатыкаких-то непонятных каватин.И меряя извилины линейкой,ты давишь иронический смешок:юродивый несет свою копейкув пустой благотворительный горшок…Над оловянной крашеной эстрадойкружится порошковая зима…О, ради Бога! Кришны! Беса ради!Куда тебя заносит, Хохлома?!
* * *
Мы подковали море и подковуПрибили пирсом к грязи берегов…Последний краб запряг конька морскогоИ был таков.
ЮНЫЙ «НАЦИ» ДОМАШНЕЙ ФОРМАЦИИ
Он жаждет порядка —обмеров и тестов.Он гладит любовнокоричневый китель.Простите, Бетховен,и Пушкин — простите,но вам на землене отводит он места:вы глухи, герр Людвиг,а вы, Сан Сергеич,имели несчастьеболеть аневризмой…Он жаждет даватьразрешение людямсебя продолжать —пережевок фашизмажелезно уверен,что сам полноценен,не нужен ему ни Ван Гог,ни аптека!Проснитесь! Спектакльна внутренней сцене!В последнюю четвертьдвадцатого века.
* * *
Не под сенью парнасских оливвозлежу — это всё разговоры,я — тот камень, с которым Сизифобречен подниматься на гору,я сама этот камень творюкаждый день из словесного хламаи себе этот камень дарю,как ослица — упрямо,и просеяв слова, как муку,с каждым разом всё круче,я на горку себя волоку —на вершину, где тучибудто тряпки висят на камняхравнодушных и вечных…
