Госплана, о которых говорилось в постановлении от 5 марта. Показателен тот факт, что МГБ не фабриковало дело о существовании в Госплане каких-либо «контрреволюционных групп». Как отмечалось в записке уполномоченного ЦК ВКП(б) по кадрам в Госплане Е. Е. Андреева от 25 апреля 1950 года, из этого ведомства увольнялись две категории работников: «недостаточно квалифицированные, а в ряде случаев нечестные работники, неспособные защищать директивы партии и правительства в области планирования народного хозяйства», а также «значительная группа лиц, поддерживающих письменные связи со своими близкими родственниками, проживающими за границей, главным образом в США, исключавшихся из партии за антипартийные взгляды, поддерживавших связи со своими ближайшими родственниками, осужденными за контрреволюционные преступления»[300].
Несмотря на относительную «мягкость» репрессий (в основном увольнения), чистка кадров в Госплане была значительной. К апрелю 1950 года был проверен основной состав ответственных и технических работников — всего около 1400 человек. 130 человек были уволены, более 40 — переведены из Госплана на работу в другие организации. За год в Госплан было принято 255 новых работников. Из 12 заместителей Вознесенского убрали семерых, однако лишь один из них к апрелю 1950 года был арестован, а четыре получили новую ответственную работу. Состав начальников управлений и отделов и их заместителей обновился на одну треть. Из 133 начальников секторов было заменено 35 [301].
Чистка в Госплане (что также свидетельствовало о ее неполитическом назначении) сопровождалась серией решений об увеличении планов на 1949 год. 24 марта правительство увеличило показатели производства промышленной продукции на первый квартал. Этот увеличенный план, как сообщил вскоре новый председатель Госплана М. 3. Сабуров, был перевыполнен[302]. Затем в постановлении Совета министров СССР от 6 апреля был подвергнут критике, как заниженный, план на второй квартал. Целая серия новых постановлений и распоряжений Совета министров и Бюро Совета министров СССР предусматривали увеличение плановых заданий для отдельных министерств и наращивание капитальных вложений. 13 сентября 1949 года в постановлении об увеличении плана производства промышленной продукции на 1949 год Совет министров признал заниженными также планы на третий и четвертый кварталы и утвердил дополнительные задания. 4 октября было принято общее постановление об увеличении плана по валовой продукции на 1949 год в неизменных ценах 1926–1927 годов на 1215,3 млн руб. (в том числе на третий квартал на 460 и на четвертый — на 448 млн). Все эти решения сопровождались требованиями о совершенствовании показателей планирования и отчетности, ликвидации тех методов планирования, которые фактически скрывали истинное положение дел в промышленности[303]. В целом результаты этого давления правительства на Госплан и ведомства были достаточно скромными. Первоначальный план 1949 года по приросту промышленной продукции, составлявший 17 %, был повышен до 18,5 % и выполнен на уровне 19 %. Более значительными были темпы роста капитальных вложений. Объем централизованных капитальных работ по сравнению с 1948 годом возрос в 1949 году на 22 %. Плановые задания по объему централизованных капитальных работ были перевыполнены на 12 %.
Многочисленные документы свидетельствуют об активной, направляющей роли Сталина в проведении чистки 1949 года Маленков и Берия, сыгравшие свою роль в уничтожении «ленинградцев», несомненно, чувствовали настроения Сталина и пытались использовать их в собственных интересах. Годы спустя, на пленуме ЦК КПСС в июне 1957 года Маленков, которого Хрущев в корыстных политических целях пытался сделать главным ответственным за гибель «ленинградцев», так объяснял ситуацию: «Никогда организатором “ленинградского дела” я не был, это легко установить, да и здесь достаточно товарищей, которые могут сказать, что все это делалось по личному указанию тов. Сталина»; «Что я руководил Сталиным? Так сказать — смеяться будут» и т. д.[304] Документы вполне подтверждают эти заявления Маленкова. Принципиальные решения о направлении «ленинградского дела» и «дела Госплана», а также о судьбе опальных руководителей принимал Сталин. Иначе при режиме личной диктатуры не могло и быть. Что касается мотивов действий Сталина, то, как обычно, они представляли собой сложную смесь реакций подозрительного вождя на реальные события и политические тенденции. Одной из постоянных тревог Сталина была потенциальная угроза сговора, проистекавшая из укрепления неформальных контактов между его соратниками. Еще в 1948 году Сталин сделал выговор Кузнецову за его слишком тесное взаимодействие с министром госбезопасности Абакумовым[305]. Новый приступ подозрительности у Сталина вполне могла вызвать готовившаяся свадьба дочери Кузнецова с сыном Микояна. Не исключено, что Сталин с неодобрением относился к хорошим отношениям между Вознесенским и Молотовым. Одним из методов сталинского руководства были периодическое разрушение патрон-клиентских связей между московскими и региональными руководителями, которые неизбежно воспроизводились в советской политической системе. «Ленинградское дело», проходившее под лозунгом осуждения «шефства», несомненно, было очередной показательной кампанией такого рода[306]. В «деле Госплана» в полной мере проявились репрессивные методы борьбы с такими коренными пороками системы, как бюрократизм, «ведомственный эгоизм» и слабость эффективного контроля. Наконец, жестокая расправа над «ленинградцами» явно имела внешнеполитический контекст. Она была одним из звеньев чисток «номенклатуры» в странах социалистического лагеря, примером, который подавал «старший брат» своим сателлитам. И в восточно-европейских странах, и в СССР Сталин направлял кампании разоблачений и контролировал подготовку показательных процессов.
Выдвижение Хрущева и Булганина
Устранение «ленинградцев» существенно изменило прежний баланс сил в окружении Сталина. В группе среднего поколения членов Политбюро объективно доминирующее положение заняли Берия и Маленков. Сталин начал готовить им противовесы. В конце октября 1949 года Сталин, находившийся на юге, получил письмо, подписанное тремя инженерами московского завода им. Сталина. В письме, крайне резком по тону, выдвигались обвинения против секретаря московской партийной организации, секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Попова. Авторы писали о зажиме самокритики в московской партийной организации, о многочисленных злоупотреблениях должностных лиц, «эпидемии дачного строительства», «морально-бытовом разложении» московских руководителей. Прямо сравнивая ситуацию в Москве с «ленинградским делом», инженеры обвиняли Попова в том, что его «одолевает мысль в будущем стать лидером нашей партии и народа». В доказательство приводился такой факт: «На банкете по случаю 800-летия Москвы один из подхалимов поднял тост за будущего вождя нашей партии Георгия Михайловича». Попов же подхалима не одернул. Попов, по мнению авторов письма, окружил себя сомнительными людьми (фамилии этих московских руководителей назывались в письме). «Попов расставляет свои кадры везде, где может, с тем, чтобы в удобный момент взять баранку руля страны в свои руки»[307].
Обстоятельства появления этого письма и его подлинное авторство пока неизвестны. Однако на самом деле, достоверность документа не имела большого значения для Сталина. Реакция вождя на многочисленные «сигналы» снизу зависела только от того, в какой мере они соответствовали его текущим интересам и настроениям. Заявление против Попова Сталин использовал в полной мере. Уже 29 октября 1949 года он подготовил письмо на имя Маленкова, в котором заявил, что письмо трех инженеров, а также другие факты свидетельствуют об «антипартийных, антигосударственных моментах» в деятельности Попова. Сталин предложил назначить комиссию Политбюро для проверки работы Попова, а также установить новый порядок назначения районных руководителей в Московской и Ленинградской областях. Помимо секретарей райкомов партии Сталин потребовал утверждать в ЦК ВКП(б) также председателей райисполкомов этих двух крупнейших регионов страны. Свое письмо вместе с письмом трех инженеров Сталин поручил разослать членам Политбюро и секретарям ЦК.
Не дожидаясь результатов проверки, Сталин заранее решительно определил ее основные выводы:
«[…] Я считаю своим долгом отметить два совершенно ясных для меня серьезных факта в жизни московской организации, вскрывающих глубоко отрицательные стороны работ тов. Попова. Для меня ясно,
