бы стать ему соперниками, но от этого число соперников не уменьшилось. Зная, что готовятся против него заговоры, Бердибек рассчитывал на своего зятя, его расторопность и особый нюх на враждебные происки. Но слишком поздно он вызвал Мамая. Заговор уже был давно тщательно подготовлен, и Мамай не в силах был предотвратить его…
Бердибек был убит, Мамай со своим войском переправился на правый берег Волги, вернулся в свою крымскую столицу Солхат и, недолго думая, объявил ханом правобережной Орды чингисида Абдуллаха.
Абдуллах был человек весьма неглупый, но вялый и нерешительный. Прохладный к делам государства, он главным интересом в своей жизни почитал любовные утехи. Каждый новый день он начинал с того, что принимал старшего евнуха и объявлял ему, которой из наложниц своего многочисленного гарема он отдаст предпочтение в грядущую ночь. Старший евнух обязан был осведомить о том осчастливленную обитательницу гарема с тем, чтобы та приготовилась достойно встретить господина. Отпустив евнуха, Абдуллах звал беклярибека Мамая, довольно невнимательно слушал его доклад, изредка вставляя кое-какие замечания. Наконец, заскучав, говорил:
— Делай, как считаешь разумным. Я тебе доверяю. Если УЖ считаешь нужным чеканить в Азаке 1 монету — чекань. Лишь бы на пользу.
— Да, благословенный царь, сопутствуемый честью, удачей и счастьем. Монета под твоим славным именем будет чеканиться в Азаке. Народ Золотой Орды по ту и эту сторону должен знать, что настоящий царь её не Хайр-Пулад, который высунул голову из воротника смуты и захватил престол в Сарае, а ты, великий Абдуллах, поднявший знамя возвышения!
В таких случаях, говоря возвышенно и спокойно, Мамай, если иногда легонько и заикался, то заикание придавало особый вес его словам. Почтительно, но полный достоинства, стоял он перед ничтожным ханом, зная, что тот без его войска и силы был куколка. Улыбался ему Абдуллах, сладко улыбались жены, одна моложе другой, с великолепными бокками на головах. Мамай прикладывал руку к груди, кланялся, быстро поглядывая на хатуней.
Возвышенная, на восточный манер, цветистая речь не была ему свойственна, красивые обороты он пускал в ход лишь в беседе с ханом. В общении с теми, кто стоял ниже его, он был прост, прям и часто груб. Подыскивать напыщенные слова ему было и неинтересно, и недосуг: слишком много дел приходилось ему проворачивать.
То ему надо было усмирить какого-нибудь строптивого царька, не желавшего признавать ни хана, поставленного Мамаем, ни самого Мамая. Иные из строптивых, опасаясь потерять все: и войско, и свой улус — предпочитали сняться со своих земель и уйти подальше, как это сделал Тагай, тот, которого побил Олег Рязанский. Тагай царствовал в Бездеже, а вынужден был уйти в Наручадь.
То деятельно налаживал дружественные отношения с правителями соседних и даже далеких стран, снаряжая посольства то на Русь, то в Литву, а то и в Египет.
То, тщательно подготовясь к походу, шел с войском в Сарай и свергал там очередного временщика, чтобы посадить на освобожденный трон столицы Золотой Орды своего ставленника.
Но и противники не дремали, выгадывали час и выбивали Мамая вон, в свой Крымский улус, откуда неутомимый Мамай вновь и вновь наносил удары своим врагам.
Абдуллах умер неожиданно, вероятно, истощась на поприще любовных утех, и вот тогда-то Мамай всерьез решал для себя — а не пора ли? Не пора ль, опираясь на свои тумены, на темников, коих он обычно выдвигал из своих соплеменников рода кият, объявить себя на курултае 1 великим ханом?
И лишь не очень благоприятная внешняя обстановка удержала его от такого шага. К этому времени он потерпел поражение от Черкеса и, вышибленный в Крымский улус, нуждаясь в деньгах, потребовал от Дмитрия Московского увеличенной дани и получил отказ. Нет, надо было оправиться, окрепнуть, понудить Москву платить дань в гораздо больших размерах, чем прежде, — и сделать это было удобнее, объявив ханом пока не себя, а чингисида. Тем избежать ненужных кривотолков, волнений и смут.
Так на троне оказался новый хан — Мухаммед-Булак. В отличие от предшественника, Мухаммед-Булак всю свою страсть вкладывал в охоту на зверей и птиц и ещё в вино, употребляемое им без всякой меры. Мамай знал, кого ставить…
Как и прежде, Мамай держал в руке все нити управления государством, воевал, строил, строго следил за порядками в своей большой стране, — и везде и всюду истинным правителем Волжской Орды 1 считали Мамая, а не хана Мухаммеда-Булака.
Особенно много усилий он тратил на то, чтобы вынудить русских князей платить выход, и при том увеличенный, ему, а не правителям Сарая. Он знал, кого из русских князей следует приласкать, кого с кем перессорить, кого припугнуть, а кого и мечом царапнуть. Тверского князя то гладил по головке, то натравливал на Дмитрия Московского, усугубляя их рознь, и без того незатухающую. Рязанского князя тревожил быстрыми набегами своих конных отрядов, иногда крупных, превосходящих войско Олега. Эти набеги преследовали цели не только обогащения. Не менее важно было вынудить Олега решить, что ему следует тянуться к Мамаю, а не к Москве, неспособной своевременно защитить его.
И вот умер — непонятно отчего — Мухаммед-Булак (версия о том, что он был умерщвлен по приказу Мамая, не подтверждена). И вновь перед Мамаем все тот же вопрос — а не пора ли?.. Не пробил ли его час? И если он упустит момент — не спохватится ли?
Давно утратив интерес к охоте, он вдруг повелел сокольничему подготовить ловчих птиц и на другой день со старшим сыном Мансуром и малым числом приближенных ускакал в степь. Степь! Как он её любил! Она была дорога ему во все времена года. Была осень, степь покрыта бурьяном, ломающимся на ветру, ветер вместе с пылью волочит обломки стеблей, а ему, Мамаю, хорошо! Простор радует глаз. Никто не лезет к нему с просьбами, не досаждает неприятными вестями. Его спутники скачут с соколами на руке по степи, спускают их при первом обнаружении дроф, а Мамай едет себе ни шатко ни валко, старчески огрузясь и спокойно размышляя…
Да, ему уже за шестьдесят. Возраст! Сил ещё хватает, но надолго ль? Беспокоят его соперники из молодых — прежде всего Тохтамыш из Синей Орды2. Рвется на сарайский престол. Мечтает, как и Мамай, подчинить всю Золотую Орду и вернуть ей былое величие. Нельзя, нельзя допускать его до Сарая…
Прикидывал, кто из беев выскажется на курултае за него, кто против. Есть беи из тюрков — эти противиться не будут. Те из беев, кто по происхождению из монголов, но не чингисиды, не очень надежны, но все же перетянуть их на свою сторону возможно. Те же, в ком текла кровь чингисидов, каковыми были беи Ширины, — те могут встопорщиться.
Просчитывал не раз и не два. Учел и то, что авторитет его был высок, несмотря на поражение на Воже. Ведь все понимали: он лично не участвовал в той битве, а если бы участвовал, то на полководческое искусство Дмитрия Московского он противопоставил бы свое высокое искусство.
Мамай решился. Созвал курултай и все обладил так, что никто и не пикнул против него. Подкупил их не только дорогими подарками, но и великими планами: вновь повоевать Русь, обогатиться за счет русского серебра и взять Сарай. Не пикнули против даже беи Ширины, понимая, что бесполезно. А ведь в своих шатрах, невидимые чужим оком, скрежетали зубами… Как же — не чингисид…
Вот почему он так нуждался в таких союзниках, как Ягайло Литовский и Олег Рязанский.
Глава третья. Мамай идет на Русь
Царь Батый пленил Русскую землю и всеми странами овладел, также и Мамай мысляще в уме своем паче же в безумии своем.
В июне 1380 года Орда Мамая подкочевывала по Дикому полю к верховьям Дона. Раскинувшись на несколько верст туменами, косяками коней, стадами коров и верблюдов, отарами овец, шатрами и палатками на широких повозках, Орда двигалась неспешно, как бы нехотя и бесцельно, так что животные наедались вволю высокой, по колено и в пояс, сочной травой, а семьи воинов, следуя в повозках за войсками, жили
