маловразумительное, пытался отговорить меня от немедленного приезда к нему, выклянчил отсрочку хотя бы в полчаса, а когда я набросилась на него с бранью, только простонал:
– Надо же иметь хоть чуточку такта! Будь человеком!
Проявляя тактичность, мне пришлось поколесить с доской по городу, приехала я к Матеушу только через час. Вместе с ним мы внимательно изучили доску и ничего необычного в ней не обнаружили. Доска как доска, немного подержанная, но обычная, чертежная. Камень свалился у меня с сердца.
– Теперь можешь успокоиться, – заявила я, отбирая у Матеуша лупу. – Видишь бирку – «Проектное бюро министерства здравоохранения»? Гатя как раз там работала перед отъездом, оттуда и стибрила доску. И моя совесть теперь чиста, раз доска государственная, я имею на нее такое же право, что и Гатя, и забираю ее себе. Хотя нет, пускай остается у тебя, на всякий случай…
Тяжело вздохнув, Матеуш прислонил доску к стене.
– Выходит, «Цыганка» пропала. А из-за этой чертовой доски ты мне такую девушку спугнула…
Следующие четыре года моей жизни прошли спокойно. Спокойно, разумеется, лишь в том, что касается отношений с Гатей. На самом же деле на меня валились тысячи всевозможных проблем, про Гатю с ее проблемами я начисто забыла. С Матеушем виделись редко, каждый был занят собой, к тому же не совпадало наше пребывание в стране, то он выезжал за границу, то я. И когда после длительного перерыва опять услышала его голос по телефону, немало удивилась. При этом сердце мое не екнуло в злом предчувствии, я просто обрадовалась, что слышу его.
– Я переезжаю, – объявил Матеуш. – На новую квартиру. Так что у тебя последняя возможность побывать в Гатиных апартаментах.
– А что, надо побывать? – осторожно поинтересовалась я.
– Приглашаю тебя. И советую воспользоваться приглашением, не пожалеешь.
Я подумала – наверное, устраивает отвальную, а таких сборищ я не любила и на всякий случай спросила, на сколько персон планируется прием.
– На две, – был ответ. – Только ты и я. Очень советую приехать.
Это было уже интересно.
– И когда же мне приехать?
– Лучше всего немедленно.
Квартира Гати опять выглядела необычно, но по-другому. Свалка была устроена только в одной комнате, все же остальные поражали пустотой. В них сиротливо жались к стенам лишь несколько отдельных предметов меблировки. Видимо, я застала конечную фазу переезда.
– Ну? – от порога бросила я.
Взяв меня за руку, Матеуш провел в коридорчик перед кухней. В коридорчике у раскрытого встроенного шкафа стоял стул.
– Влезай на него, – приказал Матеуш.
Я послушно влезла.
– Что видишь? – спросил Матеуш.
– Пустой шкаф, – ответила я.
– А что нужно увидеть?
Матеуш немного растерялся, потом стукнул себя по лбу.
– Ну конечно же, я забыл, что ты ниже меня ростом! Подожди минутку.
Он кинулся в комнату, я крикнула ему вслед:
– А мне так и стоять на стуле?
– Нет, если хочешь, пока можешь слезть.
Из комнаты Матеуш принес три толстых тома энциклопедии, смерил меня внимательным взглядом и два положил на стул один на другой.
– Ну, теперь снова влезай!
– Ты что, спятил? – возмутилась я. – Стул и без того шатается, а тут еще книжки разъезжаются. Ты пригласил меня для того, чтобы я сломала себе ногу? Или руку?
– Ничего с тобой не случится, я подержу стул. Да влезай же!
Пришлось взобраться на два тома энциклопедии. Они вроде не разъезжались, но на всякий случай я схватилась рукой за полку в шкафу.
– Ну, что теперь видишь? – взволнованно допытывался Матеуш.
– То же самое – пустой шкаф. А что я должна увидеть? Скелет или нечто сверхъестественное?
– Не остри, отвечай, что видишь. Ведь должна же ты что-то там увидеть!
Прямо на уровне моих глаз я видела полку, покрытую клеенкой. Верхнюю полку шкафа, совершенно пустую.
– Вижу пустую полку, – доложила я. – Покрытую клеенкой. Может, это памятник старины? Я имею в виду клеенку. Довоенная, должно быть.
– Все правильно, – радовался внизу Матеуш. – И полка, и клеенка. А теперь присмотрись к ним внимательней.
Я выполнила приказ и только теперь заметила утолщение посередине полки. Вроде она посередине была немного толще.
– Слушай, на полке что-то есть!
Матеуш не отозвался, но в его молчании чувствовался триумф. Недолго думая, я оторвала клеенку, приколотую кнопками, нащупала под ней какую-то доску и извлекла ее. Вроде обычная доска. Повернула ее другой стороной и остолбенела на своем стуле.
Долго так стояла я на двух томах энциклопедии, не в силах отвести взгляда от портрета цыганки в красном платке на голове. Матеуш молчал рядом.
– Ты думаешь, она была там все это время? – спросила я, решившись наконец сойти со стула.
– Уверен. И мне очень интересно знать, кто же ее там спрятал.
– Не Гатя, факт. И вряд ли ее мать.
– Как же тебе удалось ее обнаружить?
– Исключительно из-за лени. Шкаф надо было опорожнить, не хотелось тащить из комнаты стремянку, а надо было убедиться, что на верхних полках ничего не осталось. Я подставил стул и, поскольку мои глаза оказались как раз на уровне верхней полки, заметил утолщение под клеенкой. А если бы я стоял на стремянке, глядел бы на полку сверху и ничего не заметил.
Я понимающе кивнула. Довоенная клеенка была слишком толстой, чтобы простым прощупыванием можно было под ней что-то обнаружить, ведь доска с «Цыганкой» была не толще полутора сантиметров.
Доску мы отнесли в кухню и положили на стол, над которым свешивалась яркая лампа.
– А теперь рассмотри ее внимательно, – приказал Матеуш. – Я уже рассматривал, на полку спрятал специально для тебя, чтобы не объяснять, каким образом нашел.
Я самым внимательнейшим образом изучила столь долго разыскиваемый предмет искусства. Цыганка как цыганка, старое лицо, все в морщинах, резкие, характерные черты. На голове красный платок, на шее несколько ниток бус. За цыганкой вдалеке просматривались горные вершины. Картина не показалась мне выдающимся шедевром, но я не специалист, могла и ошибиться, поэтому осторожно поинтересовалась:
– И что, ты считаешь это выдающимся произведением искусства?
Матеуш, как всегда, был осторожен в оценках:
– Может, я чего-то не понял, но шедевром живописи портрет не назовешь. Ничего особенного я в нем не вижу.
– Ты же специалист!
– Вот именно, и должен бы распознать выдающееся произведение искусства, а вот не распознаю. Ума не приложу, чем он так дорог Гате. Самый заурядный портрет, даже, я бы сказал, ниже среднего уровня.
– В таком случае остается две версии, – предположила я. – Либо на портрете изображена одна из основательниц рода Гати, либо это их фамильная реликвия. Может, портрет написал собственноручно Гатин папа или Гатина мама.
– А может, сама Гатя?
